Лицо Морозенка вспыхнуло.
– Так, значит, скоро уж дело? произнес он негромко, подавляя охватившее его волнение.
– Ну, скоро то не скоро, знаешь, как ляхи на войну собираются, а все таки уже не жарт.
– Надо известить немедленно гетмана, – заговорил оживленно Морозенко, – послать двух или трех надежных людей по разным путям, – если один не доедет, так чтоб другой известие принес.
– Верно, – согласился Сыч, – но надо, сыну, подумать нам и о себе. Смотри, как бы нас не отрезали от всех ляхи. Они будут все собираться к Глинянам, с малым отрядом теперь никто не решится через Волынь идти, а путь их мимо нас.
– Так, так, – проговорил в раздумье Морозенко, закусывая ус.
– А ведь против большого отряда, да еще в открытом поле, мы не устоим, – продолжал Сыч, – нас ведь не так много, а на поспольство, приставшее отовсюду, полагаться нельзя.
– Верно, – поднял голову Морозенко и произнес решительно: – Надо нам спешить соединиться либо с Небабой, либо с Колодкой; он должен быть здесь где то недалеко; послать разведчиков.
– А пока что, – прибавил Сыч, – свернуть с большой дороги и двигаться лучше лесами да проселками.
Морозенко согласился с Сычом и, призвавши сотников, сообщил всем только что полученные известия и велел удвоить осторожность. Весть о возможности скорой войны мигом облетела весь лагерь и была встречена с шумным восторгом. Все в лагере зашевелилось, как в разрушенном муравейнике. Козаки сходились группами, толковали, спорили, делали всевозможные предположения; восторженные возгласы и прославления гетмана раздавались во всех углах. Военная горячка охватила и Морозенка, и всю старшину. Долго не мог угомониться козацкий лагерь, и только под утро, утомленные дневным переходом, все заснули наконец мертвым сном.
Собравши рано всех козаков, Морозенко выбрал из них двенадцать самых расторопных и отважных; шестерых послал к Богдану, а по три – к Колодке и Небабе с предложением соединиться ввиду начинающихся сборов ляхов.
– Мы же станем лагерем в Диком лесу и разузнаем сперва все, что делается кругом, – прибавил он им, – а потом осадим Луцк и будем там поджидать вас. Только смотрите, панове, будьте осторожны, продирайтесь закоулками, не задирайтесь ни с кем в дороге, да не жалейте коней, помните, что от вашей быстроты много может измениться и для нас, и для ляхов.
– Гаразд, батьку, – ответили разом козаки, – уж за нас не тревожься: где нужно, там и дурнями прикинемся.
– Будьте хитры, яко змии, и быстры, яко бегущие ляхи! – возгласил Сыч.
Веселый смех приветствовал его пожелание. Козаки попрощались с атаманом и товарищами и, лихо вскочив на коней, разъехались в разные стороны, а отряд двинулся вперед. Время от времени ему стали попадаться по дороге группы замученных поселян. Казнены они были, очевидно, для острастки другим, так как тела этих несчастных носили следы нечеловеческих мучений: одни из них были повешены вниз головой, у других были выбуравлены глаза, а рот налит кипящей смолой, у третьих были вытянуты жилы, четвертые были изрубаны на мелкие куски или подвергнуты еще худшим, отвратительным истязаниям.
– Ишь, дьяволы, – пробурчал себе под нос Сыч, глядя исподлобья на ужасную группу, – как дорогу свою украшают, ну, по крайности, хоть легко будет отыскать их, чтобы за все поблагодарить!
На другой день отряд достиг Дикого леса, который, по словам крестьян, тянулся на сотни верст. Проехавши дорогой верст пять, козаки выехали на довольно обширную поляну, среди которой стояло какое то полуразвалившееся здание, представлявшее из себя, по видимому, в прежнее время корчму, а теперь вряд ли годившееся для какого нибудь жилья. Долину окружал подступивший со всех сторон темный сосновый бор. Местность была мрачная и угрюмая, казалось, созданная самою природой для притона разбойников. Странной являлась фантазия неизвестного предпринимателя построить корчму в таком уединенном и неприветливом месте; впрочем, теперь трудно было и угадать, какое назначение имело это здание, так как, по видимому, оно было заброшено уже много лет.
– Здесь, панове, и станем обозом, – решил Морозенко, останавливая коня, – место придатное, а на случай чего и эта развалина сыграет нам услугу.
Сотники все согласились с атаманом; козаки принялись живо за дело, и вскоре укрепленный обоз был уже совершенно готов.
– Ну, панове, – обратился Морозенко к сотникам, когда все уже было готово, – времени до вечера еще много, кто из вас хочет отправиться добыть "языка" да потолкаться по окрестности?
Несколько голосов отозвались живо на это предложение.
– Ну, добро, – согласился Морозенко, – поезжай ты, Хмара, и ты, Дуб, – обратился ом к седому запорожцу, – а больше, пожалуй, и не нужно, чтоб еще не поймался кто сам.
– Гаразд, – согласились все.
Вечерело. Длинный июльский день близился понемногу к концу. Солнце спряталось за лес, и только освещенные верхушки гигантских сосен да светлые стрелы между легкими облачками, разбросанными в зените неба, показывали, что оно далеко еще не скрылось за горизонтом; но в лесной долине было уже совсем сумрачно и прохладно; краски кругом поблекли и потускнели; темные тени наполнили ее; теперь она казалась какою то глубокою ямой и нагоняла на душу тоску и страстное желание вырваться из нее на широкий. простор, на освещенное заходящим солнцем пространство. В разных местах долины зажглись костры, затрещал сухой валежник и сизый дымок потянулся к золотистому небу. Козаки занялись приготовлением к ужину. Долина повеселела.
Но вот небо на одной окраине леса заалело, золотистый колер начал тускнеть, а наконец и совершенно погас. Стемнело. Выступили звезды, лес почернел, настал тихий вечер.
Морозенко сидел в стороне, занятый своими размышлениями. Последние события пронеслись над его головой так быстро, что не дали ему времени разобраться во всем. Без сомнения, война будет скоро, но если война, то ведь предполагаемые поиски Оксаны придется прекратить? Мысль эта явилась у него в виде вопроса, но тут же Морозенко почувствовал, что и сомневаться в этом было нечего. Невозможно будет с небольшим отрядом рыскать по стране, которая должна остаться в руках неприятеля, а большие силы, да и начальники – все будут нужны гетману. До сих пор мысль эта не приходила ему в голову, теперь же она его совершенно ошеломила.