– Гонец привез письмо от полковника Богуна.
Богдан взял у него письмо, рассеянно пробежал его, положил на стол и хотел было послать за Выговским, когда вдруг у входа в палатку раздался шум и крики многих голосов и в палатку стремительно влетели Кривонос, Чарнота, Нечай, Вовгура, Золотаренко и другие полковники.
Лица полковников были возбуждены и красны от гнева.
– Что это, гетмане? – вскрикнул запальчиво Кривонос. – Не будем мы Збаража добывать?
– Да ведь ты же дал приказ готовиться к приступу! – подхватил Нечай.
– Я не хочу лить даром родную кровь, сдадут и так... Я получил известие, – ответил смущенно Богдан.
– Гей, гетмане, упустишь только время и дашь отдохнуть врагам, а то и получить откуда либо подмогу! – загорячился Чарнота. – Какой нам толк в их переговорах? Чего нам их и слушать, когда они все у нас в руках? Сам же говорил ты, что надо бить наверняка, а теперь из за чего останавливаешь приступ? Жалеешь нашей крови? Не жалей! Мы сами ее не жалеем, лишь бы окончить дело. Если теперь мы не раздавим ляхов совсем, они опять окрепнут и вся Волынь, Украйна, Подол наденут еще более тяжелое ярмо и проклянут нас навеки!
– Переговоры! – вскрикнул гневно Нечай, пожимая плечами. – Это значит выпустить из города войско, отдать ему оружие и еще провести охранно до короля, чтобы соединенные силы упали покрепче нам на хребет?
– Что? – заревел, побагровевши, и Кривонос. – Мы укрыли костями весь край, а теперь будем сворачивать с полпути и не брать того, что само нам лезет в руки? Из за какой же это причины? Только что решили одно, а теперь другое? Это только у бабы бывает семь пятниц на неделе.
При этих словах Кривоноса вся кровь ударила в лицо Богдана и снова отлила.
– Не згода! Не згода! – поддержали Кривоноса Чарнота и Нечай.
– Не згода! Смерть панам! Рубить всех! Вперед на Збараж! – закричали и остальные полковники.
Богдан побледнел от гнева.
– Забыли вы, панове, что я гетман и на войне мое слово – закон! – прервал он повелительным голосом, подымая свою золотую булаву, и, гордо выпрямившись, остановился перед ними. – Меня вы выбрали гетманом Украйны и мне дали право распоряжаться здесь всем, и пока в руках у меня булава – не поступлюсь я своим словом ни перед кем. Проще тебе было, пане Кривоносе, спросить о причине перемены моего наказа, если ты любопытен, как баба, а не кричать, как пьяному в корчме!
Полковники смущенно молчали.
– Я остановил внезапно осаду не по капризу и не из за каких нибудь тайных причин, а по наглой потребе, – продолжал, овладевши собою, с достоинством гетман, – чтобы доконать вконец ляхов и покончить с ними счеты навеки. Богун осадил короля {435}, – вот это от него письмо, – взял он со стола пакет. – Мы поспешим к нему на помощь разбить последние польские силы, а здесь и Чарнота управится сам. Теперь, – заключил он повелительно, подымая булаву, – ступайте к своим полкам и ждите моего наказу!
– Прости нас, батьку! – промолвили тихо полковники и, угрюмо потупившись, вышли из палатки Богдана.
LXV
Богдан в необоримом волнении прошелся несколько раз по палатке; не вспышка полковников, не грубое козацкое слово Кривоноса взволновали его, какое то другое, более мучительное, грызущее чувство зашевелилось в душе гетмана. "Как, неужели же он из за бабы способен сломить все дело? – спрашивал сам себя Богдан. – Нет, нет! Ему надо было поспешить к Богуну, взять в плен короля... Ха ха ха! – засмеялся он злобно. – На этот раз Богун подвернулся как раз вовремя; но не отдал ли Богдан приказание остановить приступ еще раньше, до получения его письма? Да, отдал, отдал приказ остановить приступ, но на время, потому что хотел вернуть и спасти свою жену. Всякий козак имел бы на это право, не то что гетман. Он не требовал ее у ляхов и ничего не обещал им за нее, она сама, своей охотой хотела вернуться к нему, и от того, что он на час, на день остановил приступ, не было бы беды никому... А если бы ляхи не выдали ее добровольно? – допрашивал он себя язвительно, с тонкостью беспощадного сыщика. – Да, если б потребовали от тебя уступки, что бы сделал ты тогда, гетмане? Уступил бы панам или продал бы победу за Елену..." – произнес Богдан вслух, останавливаясь посреди палатки.
В душе Богдана робко шевельнулся какой то ответ, но гетман не захотел его слушать и, рванув себя за волосы, опустился в изнеможении на лаву.
Между тем в лагере происходила следующая странная сцена.
Возле посла, привезшего Богдану письмо от Богуна, столпилась кучка козаков, – случилось одно непонятное обстоятельство. Передав джуре письмо к гетману, посол успел только вскрикнуть: "Морозенко!" – и повалился с лошади. Козачка подняли, уложили на керею, вспрыснули водою, но он не открывал глаз. Все стояли кругом в недоумении, не понимая, что случилось с послом.
– Да вы посмотрите, не ранен ли хлопец? – заметил один из зрителей.
– Не видать, – ответили ближайшие.
– Не умер ли? – осведомился другой, посматривая с сомнением на бледное лицо хлопца.
– Нет, дышит, только тихо, – пожал плечами третий.
– Доложить бы гетману, – вставил еще кто то.
– Куда там! Гетману теперь не до того! – вскрикнул джура Богдана, находившийся тут же.
– Так вот Морозенка, что ли, позвать? – вспомнил первый. – Ведь хлопец что то крикнул о нем... может, брат?
– Морозенка! Морозенка! Уж он верно что нибудь знает! – вскрикнули разом несколько голосов. – А ну, хлопцы, пошукайте его!..
Несколько козаков отделились от группы и бросились по лагерю. Через несколько минут к столпившимся вокруг бесчувственного посла подходил уже встревоженный Морозенко.
– А что такое? Что случилось здесь, панове? – спросил он еще на ходу.
– Да вот здесь к батьку гетману посол от Богуна, – ответил ему один из ближайших козаков, – отдал пакет да так и повалился замертво наземь. Только и успел крикнуть: "Морозенко!" А что он, хотел ли сказать тебе что от Богуна, или увидеть тебя – не знаем.
Но Морозенко уже не слушал дальнейших объяснений козака. Как безумный бросился он вперед, расталкивая толпу и повторяя одну фразу:
– Где он? Где он?
– А вон, – указал ему в сторону хлопца один из передних зрителей.