Однако сделать это было не так то легко.
Оксана защищалась с яростью бешеной кошки; не имея никакого оружия, она впивалась когтями и зубами в старавшихся повалить ее ляхов. Отчаяние придавало ей силы. Она была действительно страшна в эту минуту. С диким рычаньем вырывала она зубами куски мяса у своих мучителей, вцеплялась окровавленными руками в глаза, в лица и рты.
– Стой, доню, зараз, зараз! – кричал и обезумевший дед, размахивая ножом.
Но с дедом покончили скоро.
– А вот тебе, старый пес! – крикнул старший из ляхов, ударив его палашом по руке; кисть ее со стиснутым крепко ножом упала на землю, лях выхватил его и с диким хохотом погрузил до рукоятки в грудь старика. Дед только захрипел и упал, как куль, на землю.
Не долго защищалась и Оксана.
Один из ляхов схватил ее сзади за талию и ловким движением повалил сразу на землю.
– Спасите! Сжальтесь! – рванулась она еще раз, но было уже поздно.
– Канчуков! – заревел Ясинский.
Пара сильных рук рванула с нее сорочку, обнажив грудь... Оксана вскрикнула и потеряла сознание...
– Дивчына! – крикнули все, расступаясь в изумлении.
– Вот так находка! – вскрикнул с усмешкой Ясинский. – Як бога кохам, панове, Венера к нам благосклонна, она посылает нам утешение даже в походе. А ну ка посмотрим, хороша или нет? – подошел он к Оксане и, отбросивши с ее 'лба волосы, глянул ей в лицо
– Оксана! – вырвался у него невольный возглас. – Но как? Каким образом? Умерла? Жива? Воды скорее! – заговорил он отрывисто, наклоняясь над ней.
– Жива! – ответил грубо один из стоявших здесь ляхов. – Водой облить – отойдет.
"Отойдет или нет, а больше уж от меня не уйдет", – прошептал про себя Ясинский.
– Поднять ее и отнести в мою палатку! – скомандовал он, выпрямляясь.
Но в это время к нему подбежал, задыхаясь, какой то испуганный шляхтич.
– Пане Ясинский! На бога! Скорее! – заговорил он, едва переводя дыхание. – С той стороны леей наступают козаки, кажись, Морозенко...
Но Ясинский не дал ему окончить. Лицо его побледнело... Глаза остановились с безумным ужасом...
– На коней! – крикнул он. – Скорее! Скорее! Всех приколоть... никого не оставить... чтоб не было следа... Залить костры... Ее... – указал он на Оксану, – во что бы то ни стало с собой!
Через полчаса на месте стоянки все было тихо и безмолвно. От загона не осталось и следа. При тусклом свете тлеющих углей белели повешенные и посаженные на кол крестьяне; на земле темнели группы трупов, приколотых наскоро. Посреди всех лежал, разметавши руки и седые волосы, дед с зияющею раной в груди.
Через полчаса с трех сторон обступили это место конные отряды Морозенка. Завидя еще издали догоравшие костры, они с осторожностью надвигались на неизвестное становище, но, заметивши, что никого нет, подскакали торопливо и наткнулись прямо на теплые еще трупы.
– Пане атамане, – крикнули передовые, – ляхи только что были здесь!
– Как ляхи? – отозвался на крик молодой, сильный голос, и в слабо освещенном кругу показалась на бешеном рыжем коне статная фигура знакомого нам Морозенка. За атаманом стали подъезжать и остальные... Все останавливались и смотрели равнодушными глазами на трупы: они привыкли уже к подобным зрелищам.
– Ляхи, ляхи... – заговорили ближайшие, – это их штуки: все ведь наши селяне лежат.
– Не только лежат, но и сидят, – подхватили другие, ощупывая посаженных на кол, – еще тела теплые... Наскоро, видно, прикончили и удрали.
– Погнаться бы, пане атамане, – предложили некоторые, – Поджарить можно на угольях, а то рассадить на кольях рядом с хлопами и панов... либо пришить собственными ремнями к спинам их эти трупы...
– Все это добре, – промолвил после некоторого раздумья Морозенко, – да только куда за ними гнаться? Ночь и лес... а времени у нас мало на играшки.
– Да вот, – нагнулся один к земле, – лыст какой то валяется. Може, через него можно узнать, куда они утекли?
– Давай сюда лыст! – заинтересовался Морозенко и, взявши в руки пакет, раскрыл его и стал внимательно осматривать, поворачивать во все стороны. – Что в нем? Вот бы... Гей, панове! – обратился он наконец громко ко всем. – Кто из вас грамоту знает, кто может по писаному прочесть?
Все зашевелились и начали передавать атаманский вопрос друг другу, но ответом на него было лишь пожимание плечами да отрицательное покачивание головой.
– Что же, неужто ни одного пысьменного в нашем отряде нема? – допытывался с досадой Морозенко. Но все переглядывались и молчали. Некоторые только, обиженные этим вопросом, отвечали недовольно:
– А на черта нам, пане атамане, эта грамота? Разве мы дьячки, что ли? Доброму козаку и не подобает держать книжку в руках, – руки ведь нам богом даны для сабли, а не для чего другого.
– Это правда, – загудели сочувственно многие, – а вот между нами же есть настоящий дьяк, Сыч... так пусть и выводит буки аз ба.
– Правда, я и забыл, – обрадовался Морозенко, – попросите же батька сюда.
Вскоре явился опачканный весь в крови да грязи огневолосый Сыч.
Он, по видимому, смутился предложением своего названного сына, но лыст взял в руки и стал к нему присматриваться...
– Посветите ему! – приказал Морозенко,
К Сычу поднесли несколько горящих головней.
– Нет, сыну, – после долгого молчания промолвил наконец Сыч. – По мудреному тут словеса закручены... Да еще, кажись, по польски... а я только по церковным книжкам разбираю, да и то по тем, что на память учил... Вот только заголовок разобрал, что, мол, лыст Богдану Хмельницкому...
– Богдану, нашему батьку, гетману? – всполошился атаман. – Так давай его сюда... может, что нибудь очень важное... – спрятал он за пазуху неразгаданное послание. – Да знаете что, братцы, – обратился он к отряду, – не будемте по пустякам тратить часу, а поспешим к ясновельможному.
– Згода, згода! –откликнулся дружно отряд и крупною рысью двинулся за своим атаманом.
В крепком замке князя Корецкого собралось много польской знати, и благородных рыцарей, и их пышных жен, только самого хозяина не было дома: он с небольшою, но отборною дружиной присоединился к славному вождю Иеремии Вишневецкому под Немировом, оставив замок, имущество и семью под защиту своих и съехавшихся команд, врученных комендантству пана Вольского. В неприступности этого замка был, впрочем, уверен не только сам владелец его Корецкий, но и опытный воин князь Вишневецкий, решившийся отправить туда свою дорогую супругу Гризельду. Кроме этой знаменитой красавицы из дома Замойских, гостили теперь у пани Виктории и другие важные дамы: пани Анжелика Остророг, жена известного ученого и магната в крулевстве, пышная пани Сенявская {403} с своим мужем, приехавшие недавно из под Львова, где в их маетностях стало теперь небезопасно, пани Калиновская, жена плененного гетмана, пан Собесский {404} с своей дочерью, светлокудрой, с огненными черными глазами панной Розалией, прибывшие на днях из Варшавы, и много других соседних помещиков, укрывшихся от бед в гостеприимном и надежном гнезде князей Корецких.