— Я у пана ротмистра кстати хотела спросить, когда можно ожидать приезда пана гетмана? — спросила она, идя с ним рядом.
— Думаю, что через "тыждень", не раньше, — подчеркнул Мазепа умышленно.
— Ах, как долго! — вздохнула Саня.
— Панна скучает так о ясновельможном?
— Да, — вспыхнула Саня, — он мой родич, и я его очень люблю и ценю... но и, мимо меня, ему бы следовало поторопить свой приезд.
— А что? Может быть, тут лиходеи затеяли козни какие? Польстились на его булаву? — схватил в тревоге Мазепа панну за руку.
— Да, лиходеи... только другие... и не о булаве речь, — замялась панна.
— А? Так и панна думает? — спросил ее тихо Мазепа.
Саня подняла пытливо на него глаза и, сконфузясь, замяла разговор.
— Да когда б приезжал гетман поскорее, а пану, пану — "добранич"!
Поздним утром, когда Мазепа еще спал крепким сном, после устали и попойки, вдруг поднялась во дворце необычайная суета и суматоха: "вартовый" со сторожевой башни дал знать, что к городу приближается гетман... Шум и беготня разбудили Мазепу; узнав, в чем дело, он стремительно вскочил, оделся, и бегом побежал в главную приемную светлицу замка. Там уже были несколько встревоженная и растерянная пани гетманова, ее воспитанница Саня и Самойлович. Последний хотя и стоял в якобы равнодушной позе, но был бледен необычайно и бросал иногда из-под сжатых бровей на гетманшу знаменательные взоры, а та от них менялась в лице и, видимо, не могла взять себя в руки... Одна только Саня, хотя также была встревожена, выглядела обрадованной, и глаза ее искрились таким счастьем, которого скрыть невозможно.
Вдруг раздались "сурмы", послышался в "брами" стук торопливых копыт, и через минуту с юношеским порывом вошел поспешно в светлицу его ясновельможная мосць гетман.
Радостным, полным безмерного счастья взором обвел он светлицу, остановил на мгновение с восторгом глаза на обожаемой им супруге и произнес весело:
— "Витаю" вас, друзья мои! Измена у нас вырвала плоды победы, но судьба все-таки дала честный мир.
— Слава преславному гетману! — ответили дружно собравшиеся в светлице.
Гетманша при первом появлении гетмана так побледнела, что Мазепа подскочил к ней, боясь, чтобы она не упала; но прошло мгновение, и сила воли ее взяла верх.
— Желанный мой "малжонок", Богом данный "коханый"! — вскрикнула пани гетманова и бросилась на шею к несколько оторопевшему, но опьяненному восторгом супругу. — Простите, панове, — обратилась она потом с обворожительной улыбкой ко всем, — радостное волнения меня заставило забыться...
— О, они простят, — успокоил свою дорогую Фросю пан гетман, — счастье семейнрго очага так дорого всем, так любо, что проявление его не должно смущать и постороннего сердца, а, напротив, должно наполнять его такой отрадой.
Все поклонились с умилением, разделяя мнение пана гетмана.
— Однако, я вижу, — промолвила надорванным голосом гетманша, — что и неожиданная радость подкашивает силы, а потому я прошу "выбачення" и отправляюсь успокоиться в свою светлицу.
Гетман поцеловал ее трогательно в лоб и отпустил с миром. Когда ясновельможная пани, облокотившись на руку Сани, повернулась уже к двери, то в это мгновение вошел в нее стремительно Кочубей. Саня взглянула на него, вздрогнула и вспыхнула радостным заревом до макушки волос.
— Ой, что с тобой? — заметила гетманша, — чуть не уронила меня!
Дорошенко, по уходе жены, подошел торопливо к Самойловичу и, протягивая ему обе руки, промолвил:
— Какому погожему ветру обязан я, что славного пана полковника вижу в своем замке?
— Искреннему желанью моего гетмана, пославшего меня к ясновельможному пану, — ответил почтительно Самойлович, — я уже о своем умалчиваю.
— Спасибо за ласку... Так мой приятель прислал пана с добрыми вестями и "зыченнямы"?
— С "найщыришымы" желаниями.
— О, этого достаточно... Ну, о делах потолкуем мы завтра... а пока я отпускаю пана полковника, нашего дорогого гостя.
— Ну, а ты, мой любый, коханый, — обратился гетман по уходе Самойловича к Мазепе, — что ты мне доброго скажешь?
— Все отвечает твоей светлой, великой "думци", наш гетман, наша надежда! — воскликнул тот с искренним воодушевлением, — все только и думают о соединении и о полном освобождении от всяких вражьих пут своей отчизны, и на тебе все останавливают свои очи с мольбой.
— Спасибо им... Помог бы только Господь, — вздохнул растроганный гетман, — за них и за нашу "неньку" я голову отдам с радостью... и верь мне, мой друже, что ничего о себе самом я не "дбаю"... не хлопочу...
— Нет, гетмане, — возразил Мазепа, — о себе обязан ты "дбаты", так как в тебе одном спасение отчизны...
— Так ли еще, Иване? — провел Дорошенко по лбу рукой и потом, словно вспомнив что-то, добавил: — Да, забыл, ведь я тебя за твои услуги назначил генеральным писарем.
— Генеральным? — воскликнул Мазепа, — у него захватило дух от восторга. — Такая милость... такая щедрота! Чем смогу отблагодарить? Сердце мое и жизнь давно уже отданы тебе, ясновельможный, и отчизне...
— Верю, мой друже! — обнял его гетман и поспешно направился в аппартаменты своей супруги.
Не чувствуя земли под собой, вышел из светлицы Мазепа, не зная даже, куда бы отправиться со своей радостью? Сердце у него трепетало "утихою", мысли веселым роем кружились, впереди лучилось счастьем грядущее...
— А я еще мог усомниться в нем, моем гетмане? — воскликнул с упреком Мазепа и, направившись к конюшне, велел седлать своего румака.
В сумерки уже возвращался Мазепа и, встретив у Тясмина знакомого гайдука, передал ему коня, а сам отправился через старый гетманский сад к замку Могучие дубы, ветвистые осокори и стройные тополи стояли теперь обнаженные, сквозь сетку переплетшихся ветвей сквозило теперь синее, морозное небо. Воздух был неподвижен, и в саду стояла чуткая тишина.
Мазепа шел тихо, погруженный в сладостное мечтание, как вдруг ему почудился за густым орешником говор, особенного значения он ему не придал, — мало ли кто мог гулять в такой тихий вечер, — да и сворачивать в сторону ему тоже не приходилось. — Своих садов наши предки не перекрещивали прямолинейными аллеями, а прокладывали по ним одну, две дорожки, от которых уже прихотливо змеились во все стороны протоптанные стежечки, — поэтому Мазепа не зная хорошо сада, мог зайти по ним Бог весть куда.