Но фройляйн Андахт вовсе не желала исповедоваться.
– А кстати, когда у Берты выходной? – спросила она.
– Завтра, ответила Кнопка. – А зачем вам это знать?
– Просто так, – объяснила гувернантка.
– Просто так! – раздраженно воскликнула Кнопка. – Обожаю такие ответы.
Но из гувернантки сегодня ничего вытянуть не удавалось. Каждое слово было как на вес золота. Тогда Кнопка сделала вид, что споткнулась и, чтобы удержаться на ногах, схватилась за руку фройляйн Андахт. Лист бумаги приоткрылся. Он весь был расчерчен на прямоугольники. На одном было написано "Гостиная". На другом "Кабинет". Но тут же на лист вновь легли большие костлявые руки гувернантки.
Кнопка никак не могла взять в толк, что бы это значило, и решила вечером непременно рассказать обо всем Антону. Может, он поймет, что к чему.
Полтора часа спустя девочка уже лежала в постели. Гувернантка сидела рядом и читала ей сказку про Грязнослова и его жену.
– Вот видите, – сказала Кнопка, – Грязнослов и его жена похожи как близнецы. Я была кругом права сегодня днем. Если бы у меня была близняшка, и ее звали бы Карлинхен, мы тоже выигрывали бы все соревнования на уроках гимнастики.
Вскоре в комнату зашли родители. Мать была в красивом вечернем платье из шелка и в золотых туфельках, а отец в смокинге. Оба поцеловали дочку на сон грядущий и фрау Погге сказала:
– Спи спокойно, моя радость.
– Будет сделано, – отвечала Кнопка. Отец присел было на краешек кровати, но жена торопила его:
– Идем скорее, генеральный консул любит точность.
Девочка кивнула отцу.
– Директор, не глупи! – напутствовала она его.
Едва родители ушли, как Кнопка вскочила с кровати и закричала:
– Пошли, скорее!
Фройляйн Андахт кинулась в свою комнату и достала из комода старое драное платьишко. И отнесла его Кнопке. Сама же надела юбку, всю в заплатах, и до ужаса выцветший зеленый джемпер.
– Ты готова? – спросила гувернантка.
– Конечно! – с удовольствием отозвалась Кнопка. При этом вид у нее в надетых лохмотьях был прежалкий. – Вы забыли повязать платок, – напомнила она.
– Куда ж я его позавчера положила? – спросила фройляйн Андахт, однако довольно быстро нашла платок, надела на голову, нацепила синие очки, вытащила из-под дивана кошелку и в таком вот виде обе на цыпочках выбрались из дома.
Минут через десять после их ухода толстая Берта собралась подняться к себе в мансарду, и двигаясь, по мере своих возможностей, тихо, подошла к дверям детской и едва слышно постучала. Но никто не ответил.
– Неужто она уже спит, моя лапочка? – спросила себя Берта. – Наверное, просто притворяется. А я-то хотела дать ей кусок свежего пирога, но с тех пор, как в доме водворилась эта дрянь Андахт, дурища поганая, я уж и сама себе не верю. На днях я только приоткрыла дверь в детскую, а она тут же на меня хозяйке наябедничала. Сон до полуночи, видите ли, самый лучший, и его, видите ли, ни в коем разе нельзя нарушать. Вот мура так мура! Сон до полуночи! У Кнопки иной раз такой вид, словно она и вовсе не спит по ночам. И потом все эти кривлянья да шушуканья! Не знаю, но с некоторых пор все это кажется мне очень и очень странным. Если бы не директор и Кнопка, я давно бы отсюда сбежала.
– Ты у меня дождешься! – пригрозила она Пифке, который не вылезая из своей корзины у Кнопкиной двери, прыгал, пытаясь дотянуться до пирога. – А ну, ложись, шавка поганая, и посмей только тявкнуть! Вот тебе кусок, но чтоб ни звука! У тебя у одного в этом доме еще не завелось секретов!
РАССУЖДЕНИЕ ПЯТОЕ
О ЛЮБОПЫТСТВЕ
Когда моя матушка читает роман, она делает так: прочитав первые двадцать страниц, она смотрит в конец, затем пролистывает середину, короче говоря, только обследовав книгу со всех сторон, она читает ее от начала до конца. Зачем она так делает? Просто, чтобы спокойно читать роман, она должна знать, чем же он кончится. Иначе ей не будет покоя! Ни в коем случае не следуйте этой привычке. А если вы все же привыкли так делать, постарайтесь отвыкнуть! Ладно?
Ведь это все равно что за две недели до Рождества залезть в мамин шкаф, чтобы узнать, какие подарки вам приготовлены. И когда, наконец, вас зовут, чтобы вручить рождественские дары, вы уже все наперед знаете. Разве это не ужасно? Вам бы удивиться, обрадоваться, а вы все давным-давно знаете, и родители удивляются, отчего это вы так мало радуетесь. А в результате праздник испорчен и для вас и для родителей.
А ведь и за две недели до праздников, когда вы залезли в шкаф и нашли подарки, вы тоже особой радости не испытали, боясь, что вас застигнут на месте преступления. Надо уметь ждать. Излишнее любопытство убивает радость.
Глава шестая
ДЕТИ РАБОТАЮТ В НОЧНУЮ СМЕНУ
Вы знаете мост Вейдендамм? Видели вы его вечером, когда под темным небом мерцают огни реклам? Фасады Комише Опер и Адмиралтейства буквально усыпаны пестрыми светящимися надписями, повсюду сверкают витрины. На одной из крыш по другую сторону Шпрее мигает тысячами лампочек реклама знаменитого стирального порошка – огромный котел, над которым поднимается пар, кипенно-белая рубашка парит в воздухе, подобно симпатичному призраку. Одна пестрая картина сменяет другую. А дальше, над домами на Шиффбауэрдамм, высится фронтон Большого драматического театра.
По мосту мчатся вереницы автобусов. На заднем плане виден вокзал на Фридрихштрассе. По эстакадам городской железной дороги мчатся поезда с ярко освещенными окнами, исчезая в ночи, подобно ослепительным змеям. Иногда небо становится розовым от зарева великого множества огней, сияющих внизу.
Берлин прекрасен, а особенно здесь, на этом мосту, и уж тем более по вечерам! По Фридрихштассе сплошным потоком идут машины. Блещут фонари и прожекторы. На тротуарах толпы людей. Поезда свистят, автобусы громыхают, машины сигналят, люди говорят и смеются. Да, дети, вот это жизнь!
На мосту стоит тощая нищенка в темных очках. Она держит в руках кошелку и несколько коробков спичек. Рядом с нею делает книксен маленькая девочка в драном платьишке.
– Спички, господа, купите спички! – выкрикивает девочка дрожащим голоском. Но люди проходят мимо.
– Будьте же милосердны к бедным людям! – жалобно молит девочка, – всего десять пфеннигов за коробок!