– Так не сердишься, не будешь на меня исподлобья глядеть? Мне ведь и теперь... Эх, если бы ты заглянул в мое сердце!
Тимко поднял голову и, вздохнув несколько раз глубоко, промолвил наконец:
– Нет, я не сержусь... на свою разве дурную башку... так ведь ее, коли что, можно и об стену...
– Что ты, что ты, мой любый? – улыбалась детски радостно Елена, лаская Тимка. – А? Не сердишься?
Тимко отрицательно помахал головою и улыбнулся, в свою очередь бросив огненный взгляд на свою мачеху.
– Не сердишься? Нет? Ну так поцелуй!
Тимко прикоснулся к щеке своей мачехи и вскрикнул, словно обожженный огнем:
– Ой, меня тато ждет! – схватился он порывисто с места.
– Погоди, Тимко, – остановила его серьезным тоном Елена, – мне по поручению батька и нужно переговорить с тобою о важном деле. Видишь ли, вся надежда твоего отца, да и все благо нашей страны, зависит теперь от приобретения прочного союзника. Господарь Лупул просит у нас помощи; у него одна дочь, красавица, наследница престола. Господарь сильно богат, союз с этим княжеством, тесный, неразрывный, нужен твоему батьку, как воздух утопающему...
Тимко слушал речь Елены с широко открытыми глазами; он й сам молодым умом своим понимал, что нужны союзники, но, во первых, он о мультанском господаре в первый раз слышал, даже и не мог сообразить хорошенько, где лежит земля господаря, да и кто он сам, а во вторых, он и в толк не мог взять, почему ему об этом говорит Елена.
– Да я то при чем здесь? – развел он наконец руками.
– А вот при чем, любый: батько хочет послать тебя с войском туда, к этому господарю, чтобы ты там постоял для его охраны и защищал бы от напастников.
– Что ж, – вздохнул Тимко, – пошлет батько, так поедем; его слово – закон.
– Но не одного этого желает твой батько, он желает еще сыну счастья доли, а краю родному, через эту долю, желает свободы и славы.
– Я не понимаю что то, – потер себе лоб Тимко, и в его потемневшем взоре блеснул какой то неопределенный испуг.
– Он желает, – медленно отчеканивала, пронизывая его глазами, Елена, – чтоб ты получил в наследство господарство, чтоб соединил его навеки с Украйной и чтоб через это создалось независимое, свободное русское княжество;
– Что? Чтоб я... Да как же это? – отступил Тимко.
– Чтоб ты женился на дочке Лупула.
– Я? Простой козак?.. На господаревне? – схватился Тимко за чуприну.
– Ты не простой козак, а сын гетмана... да еще какого!
– Там осмеют меня.
– Тебе в помощь пошлют с полсотни тысяч сватов... Турецкий султан за этот брак.
– Ой, что же это? – в волнении заходил он по комнате. – Или жарт, или черт знает что! Мне жениться?.. Нет, нет! – вскрикнул он решительно. – Жениться... ни на ком и ни за что! Все, но не это, – тут и батько бессилен!
– Да ты с ума сошел, что ли? Отказываешься от такого счастья, от такого могущества, славы?
– Не могу я ее любить.
– Почему? Она красавица!
– Хоть бы была краше дикой косули, – не могу!.. Никого не могу любить, никого, никого! – почти кричал он в исступлении. – Не спрашивай меня... я ни на ком не женюсь!
– Любишь кого нибудь другого? – улыбалась ехидно Елена.
– Ай, не спрашивай! – топнул он нервно ногой.
– Слушай, глупенький, – зашептала ему на ухо демонически соблазнительно мачеха. – Брак этот совершается не по любви, а по коронным потребам... Но зато он для сердца не обязателен... Сердце свободно в своем выборе, а на высоте власти никто ему препятствовать не смеет... Слушай, мой хороший, мой милый, – подняла она его подбородок, – в таких случаях брак и дает возможность блеснуть свободному счастью... Он прикрывает всякое подозрение! – И Елена поцеловала растерявшегося Тимка.
Тим ко только успел вымолвить, захлебнувшись: "На все... на смерть!" – и поспешно вышел из комнаты.
Выговский пропустил его и, окинувши пытливым взором Елену, произнес официально:
– Его гетманская милость просит ясновельможную пани поднесть ковш меду на прощанье московскому послу...
– А он уезжает сейчас? – спросила как то странно Елена.
– Спешит в Варшаву.
– А дело как?
– Возникают неудовольствия, и довольно крупные, между Польшей и московскою короной. А Тимко как? – спросил он в свою очередь.
– Он из воли родительской не выйдет, – ответила Елена и подумала в то же время: не сказала ли она чего нибудь лишнего этому хлопцу? Чтоб еще не забрал себе чего в голову?.. Впрочем, он. уезжает далеко... Женится еще... Но, во всяком случае, нужно будет сразу переменить с ним тон.
– Вот и жена моя! – указал гетман на Елену рукой, когда она вошла в кабинет.
Гость взглянул на Елену и, склонившись, промолвил:
– Прости, найяснейшая пани... и солнце ведь ослепит, если взглянешь, а ты краше солнца красного!
– Ха ха! – засмеялся гетман. – Вот каковы московские бояре! Ну, за это поднеси ему, господыня моя, кухоль венгерского из королевских подвалов.
Зардевшаяся от похвалы Елена налила полный кубок и, поклонившись, поднесла его гостю на таце.
– Не обессудь, красавица, – промолвил взволнованным голосом Пушкин, – за обычай: у нас кто подносит чару зелена вина, тот подносит и уста свои красные, а говорю я это от имени великого царя моего, осударя и самодержавца.
– Что ж, жинко, всякий обычай нужно уважать, – ободрил Богдан.
Еще пуще загорелась Елена, но исполнила просьбу.
– Теперь, ясновельможная краля, – воскликнул опьяненный посол, – после такой утехи, пусть ляхи искромсают меня, так наплевать! А вот прими от его царского величества подарочек – сережки самоцветные. Носи их на здоровье, – положил он на тацю коробочку с драгоценностями, – а теперь прощенья прошу... Да пребудет над нами и над нашими речами милость господня!
Обменявшись взаимно пышными фразами и всякими пожеланиями и обнявшись трижды с послом, гетман проводил его до самых парадных сеней.
А Елена, возбужденная всеми событиями дня, захотела еще закончить его прекрасной прогулкой. Гетман был в особенно радостном настроении духа и согласился охотно съездить в Суботов. Их ясновельможности сели в раззолоченный экипаж, а Выговский поскакал вперед. При въезде в двор пышного поезда, сопровождаемого блестящим кортежем, все собравшиеся и выстроенные шпалерами поселяне начали восторженными криками приветствовать своего гетмана батька. На колокольне трезвонили колокола. Отец Михаил дожидался своего дорогого гостя на паперти с крестом. Елена выскочила из экипажа, поддерживаемая под руку Выговским.