АНДРИ. Много раз ты спала с ним?
БАРБЛИН. Андри.
АНДРИ. Я спрашиваю, много ли раз ты спала с ним, пока я сидел здесь на пороге и разглагольствовал о нашем побеге?
Барблин молчит.
Вот здесь он стоял босой, понимаешь, с расстегнутым ремнем.
БАРБЛИН. Молчи!
АНДРИ. С волосатой грудью, как у гориллы.
Барблин молчит.
Много раз ты спала с ним?
Барблин молчит.
Молчишь... Так о чем же нам говорить в эту ночь? Ты говоришь, чтобы я не думал об этом. Мне нужно думать о будущем, но у меня нет будущего... Я только хочу знать, много ли раз это было.
Барблин рыдает.
И это будет еще продолжаться?
Барблин рыдает.
Собственно, зачем мне знать это! Какое мне дело! Разве, чтоб испытывать к тебе жалость. (Прислушивается.)
Тишина.
БАРБЛИН. Все не так, совсем не так.
АНДРИ. Я знаю, где они будут искать меня.
БАРБЛИН. Ты так несправедлив, так несправедлив.
АНДРИ. Я попрошу прощения, если они придут.
Барблин рыдает.
Почему несправедлив? Я только спросил, каково это с громилой. Что за жеманство? Я только спросил, потому что ты была моей невестой. Не реви! Теперь ты могла бы мне это сказать, когда ты чувствуешь себя моей сестрой. {Гладит ей волосы.} Я слишком долго ждал тебя... (Прислушивается. }
БАРБЛИН. Они не могут ничего тебе сделать!
АНДРИ. От кого это зависит?
Барблин. Я буду с тобой! микрофон, крик
Тишина.
АНДРИ. Опять этот страх...
БАРБЛИН. Брат!
АНДРИ. Вдруг. Если они знают, что я в доме и не найдут меня, они просто подожгут дом, способ известный, и будут ждать внизу, пока еврей не выпрыгнет через окно.
БАРБЛИН. Андри, ты — не еврей!
АНДРИ. Зачем же ты хочешь меня спрятать?
Барабанный бой вдали.
БАРБЛИН. Пойдем в мою комнату!
Андри качает головой.
Никто не знает, что здесь есть еще одна комната.
АНДРИ. Кроме солдата.
Барабаны смолкают.
Как будто ничего не было.
БАРБЛИН. О чем ты?
АНДРИ. Что будет, то было уже не однажды. Я говорю, как будто ничего не было. Моя голова у тебя на коленях. Помнишь? Это не прекращается. Моя голова у тебя на коленях. Я не мешал вам? Не представляю себе. Не представляю! Какую чушь я должен был говорить, раз меня уже не было? Почему ты не смеялась? Ты даже не смеялась. Как будто ничего не было. Как не бывало! А я даже не чувствовал, что на твоих коленях — Пайдер, что он держит в руках твои волосы. Пусть так! Все уже было...
микрофон, крик
Они чувствуют, где притаился страх.
БАРБЛИН. Они проходят мимо.
АНДРИ. Они окружают дом.
Барблин вдруг смолкает.
Я — тот, кого они ищут, ты знаешь это, я не твой брат. Никакая ложь не поможет. Слишком много было лжи.
Тишина.
Так поцелуй же меня!
БАРБЛИН. Андри...
АНДРИ. Раздевайся!
БАРБЛИН. Ты сошел с ума, Андри.
АНДРИ. Поцелуй и обними меня!
Барблин уклоняется.
Или ты хранишь ему верность, ты... микрофон, крик
БАРБЛИН. Что это?
АНДРИ. Они знают, где я.
БАРБЛИН. Так потуши свечку! микрофон, крик
АНДРИ. Поцелуй меня!
БАРБЛИН. Нет, нет...
АНДРИ. Не можешь сделать то, что ты делаешь с каждым, голая, с радостью? Я не отпущу тебя. Как это: по-другому с другими. Скажи. Что значит по-другому? Дай поцеловать тебя, солдатская невеста! Одним больше, одним меньше, какая тебе разница, не ломайся. Попробуй по-другому со мной. Каково, скажи! Тебе скучно, когда я целую?
БАРБЛИН. Брат...
АНДРИ. Почему ты стыдишься только меня?
БАРБЛИН. Теперь отпусти меня!
АНДРИ. Теперь, да, теперь и никогда, я хочу тебя, да, голую, радостную, да. Сестричка, да, да, да...
Барблин кричит.
Вспомни о волчьих ягодах. (Расстегивает Барблин кофточку, так, как если бы она была в обмороке.) Вспомни о волчьих ягодах.
БАРБЛИН. Ты сошел с ума! микрофон, крик
Слышал? Ты пропал, Андри, если ты не поверишь нам. Спрячься! микрофон, крик
АНДРИ. Зачем мы не отравились, Барблин, когда были детьми…
Входит Солдат.
СОЛДАТ. Где он?
АНДРИ. …теперь уже поздно...
СОЛДАТ. Где он?
БАРБЛИН. Кто?
СОЛДАТ. Наш еврей.
БАРБЛИН. У нас нет евреев.
Солдат отталкивает ее.
БАРБЛИН. Не трогайте моего брата, это мой брат...
СОЛДАТ. Еврейский досмотр это покажет. Немецкий текст по радио
БАРБЛИН. Что?
СОЛДАТ. Еврейский досмотр это покажет. Ну, вперед! Все должны пройти досмотр. Вперед.
Барблин кидается к Солдату.
Пошла вон, еврейская потаскуха!
Сверху падают листовки, андоррцы собираются на площади, где строится клетка.
фон
Просцениум
Доктор подходит к свидетельскому пульту.
ДОКТОР. Я буду краток, хотя многое можно было бы сообщить из того, о чем теперь все говорят. Когда все прошло, легче, конечно, судить, как нужно было себя вести, хотя, что касается меня, то я действительно не знаю, как можно было вести себя иначе. Что, собственно, мы сделали? Ничего ровным счетом. Я был врачом, на коей должности пребываю до сих пор. Что я тогда говорил, я не помню, такой уж у меня характер. Андоррец говорит то, что думает — но я буду краток... Признаюсь: мы все тогда заблуждались, о чем я, разумеется, могу только сожалеть. Сколько раз мне это повторять? Я против жестокости, всегда был против нее. Этого молодого человека я и видел-то всего два-три раза. Избиения, которое произошло, вероятно, позднее, я не видел. И все-таки я осуждаю его, конечно.
Могу только сказать, что моей вины тут никакой, несмотря на то, что его поведение (об этом, к сожалению, нельзя умолчать) больше и больше становилось все (если говорить начистоту) каким-то еврейским, хотя вполне возможно, что он и был андоррцем, как все мы. Я отнюдь не отрицаю, что все мы стали до некоторой степени жертвами некоей злобы дня. Нельзя забывать, какое это было бурное время. Что касается меня лично, то я никогда не принимал участия ни в каких злодеяниях и не подстрекал к ним. Полагаю, что я могу заявить об этом во весь голос. Трагическая история, несомненно. Но я не виноват, что она произошла. Я думаю, что скажу от лица всех, если повторю в заключение: все мы не можем не сожалеть, что события приняли такой оборот в то непростое время.
Картина двенадцатая
Площадь Андорры. А н д о р р ц ы, как стадо в загоне, молча ждут. что же произойдет. Долгое время ничего не происходит. Шепот.