Трудно было поверить, что этот человек сможет вместе с нами совершить путешествие по островам Киклады, намеченное на июнь. Теперь, когда война была закончена и НАТО прекратило бомбить Белград, доктор мог оставить свою страну. Димитрис договорился о том, что его перевезут на микроавтобусе через венгерскую границу до Будапешта, а оттуда он вылетит в Афины. Утром Димитрис позвал меня выпить кофе на набережной в "Пирате", а потом вместе встретить нашего гостя. Доктор приехал на "катамаране", быстроходном прыгучем катере на воздушной подушке. На трапе он появился с трубкой в ослепительно белых зубах. Он улыбался в усы цвета табака "Три монашки". Димитрис, подшучивая над доктором, говорил, что как-нибудь за неимением табака тот выкурит собственные усы. Димитрис троекратно расцеловался с доктором, затем представил нас друг другу. Доктор вынул изо рта трубку и покровительственно поцеловал меня в челку. Дым от его трубки проник в мои волосы, и я почувствовала мурашки на шее. Как может их почувствовать "только женщина. Запах трубки имел густую и сладкую подкладку.
– Думаю, можно отправляться в плавание, – весело заявил доктор. И его слова претворились в жизнь уже на следующий день. Яхта ходила под голландским флагом, на ней имелись десять комфортабельных кают и два члена команды. Приняв на борт гостей, она осталась стоять у причала, а нам в кают-компании предложили мексиканский ужин – очень острую желтую фасоль, тортилью с авокадо и молотым мясом, шарики из зелени и текилу.
– Я бы могла питаться только запахами! – сказала я доктору. – Они бывают и постными, и скоромными.
Он засмеялся и сказал:
– Да, здесь вы сможете завтракать и запахами. Например, яйцом всмятку с жидким запахом водорослей. Этот запах чувствуют рыбы. Или рогаликом с запахом белладонны. Кошки этот запах не только чуют, но и видят.
На яхте, не считая Димитриса, находились ее владельцы, доктор, я и красавец архитектор, который выглядел намного моложе своей славы и каждое утро, надев новую рубашку, казался другим человеком.
– Чужой костюм выглядит на нем вдвое дороже, чем на хозяине, – сказал Димитрис об архитекторе. Сам он для путешествия на яхте надел плотную футболку, в одно ухо у него была вдета серебряная улитка. Им были продуманы все детали путешествия. Он руководил нашим плаванием в гораздо большей степени, чем владельцы яхты.
– Это наш психотерапевт, – смеясь, сказал о Димитрисе доктор, которого во время нашего первого ужина посадили рядом со мной. Он вдруг схватил мою руку, насыпал мне на ладонь соли, слизнул ее и залпом выпил рюмку текилы.
Тут я заметила, что за столом все слизывают с ладони соль (правда, со своей, а не с чужой), а потом пьют текилу. Доктор налил мне и, посолив свою ладонь, протянул рюмку мне. Я смутилась и отказалась лизнуть его руку, тогда он сам слизнул с нее соль, а потом провел своим соленым языком по ободку моей рюмки.
– Можно и так, – сказал он, – но есть еще третий способ. Его оставим на потом… А что вы вообще делаете на этом судне?
– Жду, когда истекут сорок дней, – выпалила я.
– Ждете – чего?
– У меня здесь назначена встреча.
– С молодым человеком?
– Нет, с одной подругой. Мы должны были ехать с ней вместе, но она разбилась вместе с самолетом. Примерно месяц назад.
– И вы тем не менее ждете встречи с ней? Немного странно, правда?
– Да, странно, но она верила в то, что человек в течение сорока дней после своей смерти не осознает того, что он мертв, так же как сорок дней после рождения не осознает того, что он жив. Поэтому, я надеюсь, она еще появится… Она думает, что все осталось как раньше…
Тут Димитрис постучал вилкой по своей рюмке, поднялся и стал рассказывать нам о маршруте нашего путешествия и о том, как мы будем развлекаться на яхте в ближайшие дни. Самым главным и интересным из всех наших занятий должна была стать игра в карты, к которой Димитрис готовился особенно тщательно и которую он нам настоятельно рекомендовал.
Все, кроме членов команды, должны были каждый вечер в обязательном порядке играть в покер. Но это не был обычный покер. Ставки, выигрыши и проигрыши ограничивались незначительными суммами, при этом вводилось дополнительное правило, по которому можно было выбыть из игры. Выбывший на следующее утро в первом же порту должен был сойти на берег и вернуться на Гидру, где ему предстояло ждать возвращения остальных участников плавания. Это правило было обязательно для всех пассажиров и распространялось даже на мексиканскую пару, то есть на владельцев яхты, которые в том случае, если и им случится выбыть из игры, тоже должны были бы на некоторое время покинуть свое судно.
– Если это условие принимается, – сказал в заключение Димитрис, – выпьем текилы!
И я выпила свою текилу, ощутив на ободке рюмки соль с языка доктора. Яхта дрогнула и неслышно направилась к острову Китнос.
– Моя подруга Агата все-таки не появилась, – шепнула я доктору, – но если ее расчеты были правильными, то, пока не истекло сорок дней с момента авиакатастрофы, у нее еще есть время. А сороковой день падает на тридцатое июня… Посмотрим…
Когда мы встали из-за стола, Димитрис познакомил меня с архитектором. Тот кивнул и, глядя сквозь меня в темноту над водой, сказал:
– Все спящие, включая растения и животных, находятся в одном общем мире. В одном общем доме. А как проснутся, каждый попадет в свое отдельное жилище. В свою отдельную берлогу… – Он был мертвецки пьян.
Когда на следующий вечер архитектор появился одетым для ужина и трезвым, он показался мне незнакомцем. Изменился даже запах его тела.
И вот было объявлено, что настало время для покера, который придумал Димитрис. Кстати, он-то как раз в нем участия не принимал. Раздали карты, каждый поставил сколько захотел. Брать карты дополнительно не разрешалось. Вместо этого нас пригласили в кают-компанию, где, к своему удивлению, мы увидели стол, накрытый для ужина, в глубокие тарелки был налит рыбный суп. Карты по указанию Димитриса мы держали в руках, прикрывая их друг от друга. У меня были два валета, червовая восьмерка, двойка и одна дама. Я избавилась от двойки и надеялась, если повезет, составить комбинацию из трех валетов. Но по всей видимости, возможность получить новые карты не предусматривалась. Сели кто где хотел, принялись за рыбный суп. Неожиданно архитектор сказал: