Промежуточный день между двумя письмами (вчера) провел я довольно удачно. Утром лежал над морем (если бы ты знала, как это хорошо, просто чудесно), после обеда ловил рыбу. Почти каждый день, часа в 3, моя комната наполняется людьми — это заходят ко мне Горький с семейством и мы вместе отправляемся на море. После рыбной ловли был я у Горького на маленьком балу, он принимал 54 учителей —экскурсантов. Были, между прочим, и украинцы, сделавшие мне маленькую овацию (что очень некстати в чужом доме) и заставившие меня говорить приветственное слово. Когда гости разошлись, мы набросились на газеты, а потом—слушай и удивляйся и возмущайся: я первый раз в жизни играл в карты! Каково? Научили меня какой-то оригинальной игре "в тетку" (конечно, без денег) и я "резался" до 1 часу ночи.
Игра сложная, головоломная, с математикой и рядом комбинаций, развивающих память. Поэтому я и позволил себя развратить. Но все же очень странно, когда солидные люди, жрецы литературы и жрецы философской мысли (были и такие) говорят "пас" или берут взятки. Смейся, Я тоже смеялся, в том числе и над собой.
Сейчас кончаю письмо и иду в гости к художнику Про-хову. Меня так постоянно ангажируют мои знакомые, что я еще ни разу не был у Проховых. Тороплюсь ускользнуть из дому, чтобы меня не застали и не увлекли опять на море.
Ужасно досадно, что мои письма так однообразны. Ты, зерно, зеваешь над ними. А всему причиной этот удивительный остров, имеющий свойство поглощать у праздных людей все время. Ничего, кажется, не делаешь, а все некогда, все куда-то спешишь, все не можешь сосредоточиться. Хотя ты имеешь основания сомневаться, но все же я думаю, что мне удастся заполнить пробелы в письмах рассказами. До послезавтра, моя любимая, дорогая моя Шурочка. Целую твои губки, шейку и руки. Поцелуй меня. Не забывай меня, пиши, ведь уже скоро я начну странствовать и тогда ты не сможешь писать, т. к. трудно будет изловить меня. Еще и еще целую тебя, голубочка моя.
Твой Муся.
237-
ШШ 910. [Капрі.]
Дорогой Шурок, много заставила ты меня пережить своим последним письмом. Прежде всего я сильно встревожен твоим недомоганьем. Неужели и у тебя сердце не в порядке — или это только нервность? Ты бы успокоила меня, если бы посоветовалась с врачом. Быть может, все это пустяки; если же нездорово сердце, то еще есть время бороться и побороть болезнь, нужно только обратить серьезное внимание на себя. Успокой меня, обратись к врачу. Возможно, что наша беспокойная жизнь всему виной, тогда это еще тяжелее для меня, т. к. вина падает и на меня, а этого я себе простить не могу. Ты предлагаешь о чем-то поговорить серьезно. Если чувствуешь потребность — говори. Я же серьезно могу сказать одно: люблю тебя. В этом вся моя программа, вся моя вина и все оправдание. Не знаю, мог ли бы я сказать больше при всем желании. Разлука для меня (и для моей болезни, если хочешь) была бы тягостнее, чем такая жизнь, какую мы ведем. Думала ли ты об этом? Впрочем, я все предоставляю тебе, все будет зависеть от твоего желания. Я это всегда говорил, повторяю и теперь.
Ну, и зачем мы ведем эти грустные разговоры, не лучше ли радоваться надежде на встречу, на то, что, быть может, удастся нам лучше обставить наши свидания. Хотя мне не верится, что твоя мама уезжает и что вместо одного препятствия не встретятся два новых?
Жизнь научила меня осторожности и недоверию, этим двум врагам непосредственной радости. Но опять таки — все будет зависеть от тебя, моя дорогая, моя умница, и изобретательница. Старайся, сколько возможно, устроить все так, чтобы нам лучше было, удобнее. Впрочем, мне нечего напоминать тебе об этом, ты сама все устроишь лучше, чем я могу посоветовать.
Одна только просьба: позволь мне писать не по твоему адресу, а по адресу твоей подруги. Эта осторожность не мешает. В письме неудобно распространяться об этом, лучше расскажу при встрече. Конечно, буду писать и по твоему адресу, если ты напишешь, что иного нет.
В последние дни чувствую себя хорошо. Гуляю много (это не вредит мне, даже полезно, надо избегать только лестниц и крутых подъемов), записная книжка понемногу заполняется. Алексей Максимыч83 завтра уезжает дней на 10, значит
буду это время относительно одинок. ( ) Если хочешь,
я никогда не бываю одинок и в одиночестве никогда не скучаю. Природа дает так много, а в себе самом я нахожу неиз* сякаемый источник развлечений и интересов.
Человек в себе имеет всегда так много интересного, что хватило бы не на одну, а на несколько жизней, надо уметь только извлекать и пользоваться.
Читала ли ты мою последнюю вещь^*? Впрочем — она разбита на 2 книжки журнала и пока не будет напечатано окончание (в июле) читать не стоит. А интересно, что ты скажешь. Хотел послать тебе в корректуре, но послать отсюда — это значит переходить чрез цензуру, которая задержит несколько дней. Будь здорова, моя голубка, береги себя, люби меня и думай о встрече, как я думаю с нетерпением. Целую и обнимаю горячо.
Твой.
238.
J.VII 910. Capri.
Милая! Ты все сердишься на меня, все подозреваешь, что я что-то утаиваю, не хочу говорить и т. п. Нет, моя голубка. Если не говорю чего, то разве мелочей. Мои подозрения основывались вот на чем: я очень долго не получал ответа на первые свои письма с Капри. Домой я написал позже, чем тебе, а ответ получил 2 раза. Между тем, мне пишут из дому, что не получили одного моего письма, так как я, вероятно, послал его по ошибке кому-нибудь другому (дальше следует красноречивое многоточие). У меня было основание предполагать, что письма к тебе перехватываются (меня ничем не удивишь) и если я близко принял свое подозрение к сердцу, то не только из-за собственных неприятностей, но, главным образом, из-за твоих. Мне странно писать это, я все думаю, что ты не считаешь меня холодным эгоистом, думающим всегда только о себе.
Подозрения мои не оправдались, ну, вот и все. И поставим точку. Не надо думать обо мне очень плохо. На счет того, чтобы "расстаться", я уже ответил тебе в предыдущем письме и ничего нового написать не могу. Хотя ты и успокаиваешь меня относительно своего здоровья, но я все же не успокоился. Очень мне грустно, что ты плохо выглядишь что ты переживаешь разлуку с мамой так тяжело. Я понимаю это и, сочувствуя, крепко целую тебя. Не скучай, голубка. Я почему-то думаю, что мама возвратится скорее, чем ты рассчитываешь. И вы опять заживете все по-старому.