Гетман встал с места и заходил в волнении по комнате. Мысли его понеслись бурно.
– До сей поры! Два месяца – и не может отыскать ничего! О, если б я был там, – сжал он до боли руки, – оба давно бы здесь, у моих ног, были! Натешился б! Помстился б. Ногами затоптал бы! – вскрикнул он вслух и остановился посреди комнаты.
Лицо его было красно; грудь высоко и тяжело подымалась. Так прошло несколько мгновений.
– Нет, нет, – произнес он наконец, овладевая своим волнением, – из за одного пустого слуха нельзя сзывать назад все загоны и выступать в поход. Теперь надо держаться остро! Каждый наш неосторожный шаг будет мешать сближению с королем.
Так прошло еще несколько дней. Слухи о гибели послов пока не подтверждались, но в войсках началось сильное брожение и недовольство. Старшина осуждала гетмана за медлительность и доверие к ляхам, козаки осуждали старшину, а всем вообще было обидно даром стоять в то время, когда загоны пользовались во всем крае широким правом добычничества. Все были возбуждены, настроены ко всяким ужасам и ожидали с минуты на минуту какой то страшной грозы. Сам гетман изнемогал от неизвестности и мучительного ожидания. Среди такого грозного затишья прибыл наконец гонец от Дженджелея.
Дженджелей извещал гетмана, что до сих пор положение их дел в Порте было очень плохо, так как Польше удалось склонить на свою сторону великого визиря, но на днях султан был умерщвлен янычарами, правлением овладел теперь новый визирь {393}, и есть надежда склонить его на свою сторону, тем более, что с ним ищет сношения и сам хан.
Известие это подняло снова все силы Богдана, тем более, что на другой день после прибытия посла от Дженджелея привез гонец из Крыма письмо от Тимка.
В письме своем Тимко извещал батька, что в Порте, по видимому, случилось что то особенное. Что именно, он не мог сказать наверное, но предполагал нечто благоприятное для козаков, так как хан стал снова ласковее к нему и суровее к пленным ляхам. Далее сообщал он в письме, что на мурз дары и письма Богдана оказали хорошее влияние: все к нему, к Тимку, ласковы и внимательны, расспрашивают о состоянии польских сил и о том, на какую добычу можно рассчитывать. Вообще же все кругом о чем то шушукаются и ожидают чего то особенного.
– Ну, слава господу милосердному, – вздохнул всей грудью Богдан, когда Выговский окончил чтение письма, – наконец то, пане Иване, есть у нас грунт под ногами, а то так ведь качало, словно чайку в бурю.
Письмо Тимка совершенно окрылило Богдана; отважные, смелые мысли снова охватили его. Теперь, опираясь на согласие Порты, можно было заключить важные условия с королем, а может, и соединиться с самой Портой, а может... чем черт не шутит!
Но гетман останавливал себя сам на разыгравшихся мечтах.
Одно только смущало и угнетало его – это то, что от Морозенка не было до сих пор никаких вестей.
Впрочем, и это недоразумение вскоре разрешилось.
Дня через три после получения письма от Тимка к гетману в дверь постучался джура.
– Что там такое? – спросил сурово Богдан, не отрываясь от бумаги, которую ему подал Выговский.
– Ясновельможный гетмане, – послышался голос. – Гонец от Морозенка, хочет немедленно...
– От Морозенка! – вскрикнул Богдан, рванувшись вперед, и запнулся от волнения на полуслове. Все лицо его вспыхнуло, бумага вывалилась из рук.
– Веди сюда! Скорее! – произнес он глухо и отрывисто.
Через несколько минут в комнату вошел молодой посланец Морозенка.
– Оставь нас... потом... – обратился гетман к Выговскому, с усилием отрывая слова, и, не окончивши речи, махнул рукой.
Выговский поклонился и выскользнул из комнаты.
– Ну, что же, что? Говори! – произнес Богдан порывисто, поворачиваясь к посланцу, который стоял у дверей.
– Ясновельможный гетмане, атаман наш Морозенко со всеми славными козаками кланяется тебе до земли челом и извещает, что взяты нами у ляхов и заняты нашими залогами Искорость, Олыка, Клевань, Заславль.
Гонец начал перечислять подробно все занятые козаками города и количество захваченных пушек, оружия и денег.
Богдан слушал его стоя, опершись о спинку кресла.
"Марылька ж, Марылька что?" – кричало у него все в сердце, но, не желая выдавать своего чувства, он стоял молча, потупивши глаза в землю и сцепивши пальцы рук.
Между тем гонец все распространялся о козацких победах.
– Ну, дальше ж, что разузнал Морозенко? – перебил его наконец резко гетман.
– А то, что ляхи уже собирают войска, под Глиняками и сбор назначен.
– Не может быть! – вскрикнул гетман, подаваясь вперед.
– Верно. Мы сами поймали несколько жолнеров, которые отбились от своего отряда, они нам все и рассказали под огоньком.
– Предатели! – прохрипел Богдан, сцепивши зубы. – И много уж собрано?
– Нет, еще только начались сборы.
– Ну, хорошо ж! Посмотрим! – произнес зловещим тоном гетман и затем прибавил с горячностью: – Ну, а больше ж? Больше ничего не велел тебе передать мне Морозенко?
– Приказал доложить еще о том ясновельможному гетману, что пол Волыни уже перерыл он, а Чаплинского с женой не нашел нигде.
Гетман пошатнулся, затем опустился на кресло и произнес хриплым голосом:
– Иди!
Испуганный переменой, происшедшей при последних словах в гетмане, гонец поспешил удалиться.
Какой то дикий, неопределенный крик вырвался из груди гетмана. Богдан сцепил до боли голову руками и отбросился назад.
– Не нашел, не нашел, не нашел! – вскрикнул он яростно вслух и ударил со всей силы кулаком по столу. Все на столе задрожало, чернила расплескались, бумаги полетели на пол. Гетман порывисто сорвался с места и оттолкнул от себя кресло ногой.
– Проклятье! Тысячи проклятий! – хрипел он, задыхаясь от бешенства. – Да я бы весь край перерыл, камня на камне не оставил. А он не нашел! Не нашел, когда они там! А! – простонал он, взъерошивая в бешенстве свою чуприну. – Таких вещей нельзя поручать другим!
Гетман зашагал порывисто по комнате.
– Всюду ложь, всюду обман! – срывались у него отрывистые бешеные восклицания. – И этот Радзиевский! Отпустить татар! Ха ха ха! – разразился Богдан диким хохотом и сверкнул злобно глазами, поднявши сжатую руку, словно обращался к кому то с угрозой. – Нет, довольно! Верить вам больше не буду! Дурите кого хотите, Богдана не проведете, нет!.. На Волыни войска собираете? Постойте ж, я сам явлюсь на Волынь со всеми полками! Довольно! Наскучило уже в прятки играть. Завтра! Сегодня же, – вскрикнул он бешено, – выступаем в поход.