Симплициссимус сродни и Санчо Пансе. Санчо, связав свою судьбу с Дон Кихотом, тоже становится недобровольным пикаро. Он простодушен и не лишен здравого смысла и некоторого лукавства. Согласившись наложить на себя епитимью, чтобы расколдовать Дульцинею, Санчо, вместо того чтобы принять пять тысяч ударов плетью, не пошел дальше пяти шлепков. Он доверчив и вместе с тем хитер, плутоват и сердечен. Но, конечно, не только в этих частных чертах характера следует искать его сходство с Симплициссимусом. Важна их общая народная основа и та антифеодальная настроенность, которая врывается в оба романа. Став губернатором, Санчо, простодушно разыгрывая роль, смысл которой он так до конца и не уяснил, восклицает: "Мне сдается, что на нашем острове донов куда больше, чем камней, ну да ладно, господь меня разумеет, и если только мне удастся погубернаторствовать хоть несколько дней, я всех этих донов повыведу: коли их тут такая гибель, то они, уж верно, надоели всем хуже комаров" (Дон Кихот, т. II, гл. 45).
"Мудрые решения", которые выносит Санчо-губернатор, такого же свойства, как "остроумные ответы" Симплициссимуса. Их шванковая природа несомненна. И Санчо Панса и Дон Кихот движутся в сфере "готовых форм" и ситуаций. На них "нанизаны" привычные новеллистические мотивы. Они проходят через цепи эпизодов, число которых можно было бы умножить. В роман Сервантеса включены несколько вставных новелл (например, Повесть о безрассудно-любопытном, т. 1, гл. XXXIII – XXXIV; История пленника, т. 1, гл. XXXIX – XLI), пасторали, шванки, различный книжный материал. Однако, кажется, еще никому не приходило в голову объявить Дон Кихота и Санчо Панса только "фигурами" выполняющими определенную конструктивную функцию, и не увидеть в них ни личности, ни характера, ни художественного обобщения. И Дон Кихот и Санчо Панса не разработаны в индивидуально-психологическом плане и не "развиваются" на протяжении всего романа. Их характеры даны готовыми. Мерки "образовательного романа" к ним еще меньше применимы, чем к "Симплициссимусу". Характеры их еще меньше подвержены изменчивости и колебаниям. "Просветление", которое приходит к Дон Кихоту перед смертью, – результат не развития и даже не постепенного познания, а внезапного озарения. О Санчо Пансе, правда, сообщается, что он, постранствовав с Дон Кихотом, набрался ума-разума. Но это – опыт пикаро. Санчо, повидав свет, настолько понаторел во всем, что под конец даже пускается в рассуждения о литературе, но это порождает лишь комический эффект. Однако ни о каком "развитии" личности Санчо Пансы говорить не приходится даже в том смысле, что он "созрел" до поста губернатора фантастического острова.
Симплициус Симплициссимус – такая же личность и такой же характер, как Дон Кихот, Санчо Панса и другие герои литературы XVI – XVII вв., ставшие "вечными спутниками" человечества. И он осознает себя как личность. "Не будь я истый Симплициссимус!" – восклицает он, указывая на своеобразие своей натуры. Его литературный наряд сшит из лоскутов, как и подобает шутовскому наряду. Но это пестроцветное платье плотно пристало к нему и слилось с его обликом. "Ба! Да это комендантов Теля из Ганау", – сразу признали его в Магдебурге (II, 19). Симплициссимус – это человек из народа, кровно с ним связанный и отражающий народное понимание вещей. Он не только личность, но и точка зрения на мир. В романе показано не столько развитие, сколько рождение личности. В нем прежде всего раскрывается не поступательное "развитие" героя, а его стремление обрести индивидуальность. "Симплициссимус" потому и сложился как большая форма, что назрела проблема личности, ее положения и развития в условиях нарастающего кризиса феодального общества. Новые подымающиеся социальные слои только нащупывали для этого средства. Не став "романом развития", "Симплициссимус" не раздробился в индивидуально-психологическом анализе. Он очерчен резкими контурами, подан крупным планом. Эго не портрет маслом, а фигура с витража или мозаики.
11. Рождение романа
"Симплициссимус" сложился в результате столкновения и взаимодействия различных литературных традиций. В его образовании принимала участие вся совокупность повествовательных жанров его времени. Самую основу романа, его глубинный слой питала простонародная литература – шванки, незатейливые повести и рассказы для календарей, сказки, предания и легенды, побывальщины и другие "малые жанры" низовой литературы и фольклора. Затем уже следуют "народные книги", плутовской роман и высокая проза барокко.
В самой композиции "Симплициссимуса" можно усмотреть много общего с процессом циклизации шванков вокруг излюбленного героя, как например шут Гонелла в Италии, Эйленшпигель в Германии и Нидерландах, Балакирев в России XVIII в. и др. Симплициссимус – прямой потомок Тиля Эйленшпигеля. Он зародился из шванкового брожения и страсти к фабулированию. Но, как мы уже отчасти видели, шванки и анекдоты не просто прикрепляются к имени Симплициссимуса, а связаны с общими сюжетными линиями романа, участвуют в формировании личности главного героя, проецированы на все изображение действительности, развертываемое в романе.
"Симплициссимус" вобрал в себя большое количество пословиц, сентенций, афоризмов, "ходячих выражений" и крылатых словечек как устного, так и книжного происхождения, вступающих в сложное взаимодействие с художественной тканью произведения.
Излюбленным литературным жанром XVII в. были апофегмы. Они стали непременным украшением устной и письменной речи, признаком образованности и вместе с тем галантности. Они приобрели свои "черты времени", отделявшие их от других афористических жанров, простых сентенций, изречений или наставительных пословиц. Апофегмам придавали не только назидательное значение. В них ценили прежде всего изысканную занимательность, поражающую воображение неожиданность и эпиграмматическую заостренность. Их понимали и толковали как "искусные придворные речи", "находчивые ответы" чаще всего в ситуациях, связанных с именами исторических лиц (наиболее традиционная форма жанра). Апофегмы все же сохраняют связь с назидательной афористикой и не переходят в анекдотическое острословие. Они забавны, но предполагают если не прямую наставительность, то умный намек, тонкую находчивость житейской мудрости. Наиболее известными сборниками произведений этого рода были: "Немецкие апофегмы" Цинкгрефа (1626) [1053] и приписываемая Харсдёрферу антология "Апофегматическое искусство" (1646) [1054]. Первая книга по материалу и стилю изложения ближе к старинным сборникам изречений, шванкам и, пожалуй, устной традиции. Цинк-греф обращался к немецким хроникам и историческим сочинениям и заботился о том, чтобы прикрепить апофегмы к определенным личностям, тогда как в предисловии к "Апофегматическому искусству" прямо говорится, что это необязательно, так как читатель не столь уж придает этому значение. Важно содержание – эффектность самого изречения или связанного с ним действия. Составитель черпает свой материал из общеевропейского литературного репертуара. И его антология больше всего приспособлена для светских состязаний в остроумии и находчивости.