Что ж, ничего не оставалось делать, только закурить, сесть на стул и наблюдать за платформой. Высунувшись немного из киоска, я увидела, как к другой стороне подошел поезд и остался стоять с открытыми дверями. Вскоре из него качающейся походкой пьяного вышел мужчина, одетый в легкий коричневый плащ, и налетел на угол билетного автомата.
К нему подбежал дежурный по станции и стал спрашивать: "Что с вами? Что с вами?" — Но я так и не поняла, в чем дело. Обычно утром настолько пьяных пассажиров не бывает. В конечном счете, они вызвали полицейского, и мужчину куда-то увели. Что это был за человек, я до сих пор не знаю. Даже потом подумала, не имел ли он отношения к секте "Аум Синрикё".
Тем временем свет на станции вскоре как-то померк. Я спросила проходившего мимо дежурного, не упало ли напряжение в сети. Он ответил, что напряжение никак не может упасть, и мне даже стало неловко, что задала такой глупый вопрос. Однако он тут же остановился, покачал головой и сказал: похоже, вы правы — стало темнее. Тогда у нас уже началось сужение зрачков.
Взглянув случайно на платформу, я увидела, что на другой стороне упало несколько человек. Что бы это могло быть? — задумалась я. Такое в моей жизни впервые. Я даже не могла себе представить, что происходит, — это было выше моего понимания.
Тут неожиданно ко мне подбежал другой служащий и закричал: "Бабушка, убегай!" — "Что? Что вообще случилось?" — спросила я. От неожиданности я ничего не понимала. — "Что бы ни случилось, надо бежать. Убегай!" — вновь громко закричал он.
Раз так говорят, значит, происходит что-то ужасное, подумала я и сразу встала со стула. Но немедленно почувствовала, как дрожат ноги. Может, это от страха, подумала я тогда. Однако сейчас понимаю, что это был скорее не страх, а заболевание — незаметно для себя я надышалась зарином.
Итак, я решила закрыть киоск, но сразу это было не так просто сделать — многое лежало на выдвинутой вперед полке. Я стала все сбрасывать внутрь, без разбора газеты и журналы, затем, кое-как опустив жалюзи, в отчаянии бросилась вверх по лестнице на улицу. К этому времени дрожь в ногах стала сильнее, появился кашель. Поблизости я увидела знакомого служащего — у него глаза были совершенно красные. Мои тоже покраснели.
Снизу вынесли нескольких пассажиров. Служащим станции, несмотря на плохое самочувствие, по долгу службы приходилось спускаться вниз и оказывать помощь упавшим. Поэтому многие работники станции Кодэмматё сами падали, их отвозили в больницу, а у одного даже остановилось сердце, но его удалось как-то оживить и спасти.
Из телефона-автомата я позвонила в нашу контору в Хаттёбори, чтобы рассказать о случившемся и доложить, что по указанию служащего станции мне пришлось закрыть киоск и подняться на улицу. Однако телефон конторы стоял на автоответчике. После нескольких безуспешных попыток я все, что хотела доложить, записала на автоответчик.
К этому времени многие из поднявшихся на поверхность пассажиров лежали или сидели на земле. Мне самой пока удавалось стоять, хоть я и чувствовала дрожь во всем теле. Тут я заметила двух мужчин из нашего "Общества". Увидев меня, они быстро подошли и, удостоверившись, что я еще могу двигаться, сказали: в контору внутри станции Хаттёбори уже не войти, поэтому сразу езжайте в кафе наверху станции. Там собираются все наши сотрудники. Эти двое объезжали все станции, чтобы убедиться в нашей безопасности и передать это указание.
Я села на такси и поехала в Хаттёбори. Когда вошла в кафе, сотрудник нашей конторы, увидев меня, сказал: "Сугимото-сан, вы выглядите нездоровой, определенно нездоровой. И глаза у вас странные. Вон там стоит "скорая помощь", вам надо на ней поехать в больницу". — У меня и в мыслях не было, что мне надо в больницу, но раз так сказали, то, сама не зная зачем, я была вынуждена сесть в машину.
Больница Сэйрока была уже переполнена, поэтому меня отвезли в больницу Мэйкура, что в Отяномидзу. Там вообще-то занимаются ортопедией, но из глазной больницы поблизости сюда пришел врач, который исследовал мои глаза. Зрачок сузился до миллиметра, дрожали ноги, болела голова, и не прекращался кашель. Результаты анализа крови тоже были плохие.
Мне поставили капельницу, сделали несколько уколов и предложили на ночь остаться в больнице. Я подумала, что если уж ложиться в больницу, то лучше где-нибудь поближе к дому, и отказалась. Сначала хотела сразу ехать домой, но затем подумала, что при пересадке на Такадонобаба на линию Сэйбу надо будет подниматься по нескольким лестницам, что я, наверное, сделать не смогу. Поэтому решила с ближайшей станции Отяномидзу по линии Тюо поехать к дочери, которая живет в городе Футю.
В поезд я села около пяти, в самый "час пик", поэтому не было надежды найти сидячее место. Это было действительно тяжело. Я не помню, чтобы мне когда-нибудь так хотелось сесть. Ноги дрожали, все тело напряжено. "Здесь я умру", — думала я, вцепившись руками в поручни. Я даже хотела попросить сидящего передо мной мужчину уступить мне место, сказав, что я себя очень, очень плохо чувствую, но все-таки удержалась и так и доехала, стоя.
Когда я приехала к дочери, та, увидев меня, сказала: мама, ты странно выглядишь, — и тут же повела меня в ближайшую больницу. Кровь у меня не нормализовалась, и меня тут же уложили.
Я провела там три дня, а выписавшись, еще 4-5 дней отдыхала дома, затем снова вышла на работу. После инцидента я какое-то время сильно уставала, однако так бывало и раньше. Но степень усталости до и после него значительно отличалась.
Кроме того, резко увеличилась забывчивость. Сын говорит, что это из-за возраста, но это не так. Недавно я разговаривала со служащим станции Кодэмматё, который после инцидента месяц пролежал в больнице. Он мне сказал: с тех пор память значительно ухудшилась. Фактически у меня то же самое.
Иногда забываю свои обещания — совершенно выпадают из памяти, а раньше такого никогда не было. Думаю, тот, кто все это на себе не испытал, не может такого понять. Если я на что-нибудь жалуюсь, окружающие говорят: это возрастное.
Пострадавшие от зарина часто так говорят. У многих с тех пор резко ухудшилась память, поэтому, я думаю, это не связано с возрастом.