Відповідаю, що були вони раніш, а тепер нема.
— Тем более, почему нет теперь? — допитується старенька вчителька і засипає мене далі своїми "почему?".
Одного разу після чергового "почему?" я спитав її:
— А вы помните, Людмила Павловна, у Пушкина: "Славянские ль ручьи сольются в русском море, оно ль иссякнет — вот вопрос"?
— Конечно, помню: это из "Клеветникам России"… Так что же?
— А то, что есть, очевидно, люди, для которых этот вопрос не решен окончательно и поныне…
— Почему? Если Пушкин не мог в свое время решить, то ведь мы имеем все возможности решить этот вопрос правильно: пусть текут своими руслами и дальше славянские ручьи, совершенно не угрожающие иссяканием русскому морю! Неужели не понятно, что из многообразия красок, а не монотонности, создается прекрасный ковер, из разных звуков рождается симфония…
— К сожалению, есть люди, не понимающие и не желающие понять этой простой истины, — зітхнув я. — Они скорее поймут Московского патриарха Иоакима, некогда изрекшего: "Когда будет много языков, пойдет смута на земле", чем нас с вами.
— Но ведь Иоаким принадлежит к XVII столетию, а мы живем в XX веке! Не пора ли уже и сдвинуться с мертвой точки?..
Ми довго ще говорили з нею на цю тему, й вона цілком погоджувалася, що давно слід відмовитися від реакційної біблійної казки про вавілонське стовпотворіння, коли люди враз заговорили різними мовами й від цього ніби пішло лихо на землі.
Прощалися друзями; коли я виходив з лікарні, вона сказала мені на прощання:
— Ведь вот могли же мы с вами договориться и понять друг друга — почему же не понимают таких простых вещей другие?
Я нічого не сказав їй, лиш знизав плечима, сам собі думаючи: чому не всі так ставляться до мого народу, як ця старенька немощна вчителька? Чому вас так мало ще, друзі?..