Но в это время подле них раздался какой то шорох. Ясинский поднял глаза, и недосказанная фраза замерла. Перед ними стояла запыхавшаяся, испуганная Зося... В наступившем сумраке цветущее лицо ее, искаженное ужасом, казалось теперь зеленым.
– Ой, пани, скорее! На бога! Несчастье! Там панство из Волыни просит приюта! – произнесла она прерывающимся, дрожащим голосом...
– Что, что такое? – поднялись вместе и Марылька, и Ясинский.
– Смерть, смерть! Погибель! – вскрикнула Зося и, разразившись истерическим рыданием, бессильно упала на скамью.
В сенях и в светлице будынка теснилась между тем шляхта, ожидая самой хозяйки. Женщины сидели, прижимая к себе детей, мужчины взволнованно ходили по комнате или, сбившись в небольшие кучки, вели о чем то тихий разговор. Лица всех были бледны, измучены, женщины тихо плакали, дети боязливо озирались кругом. На дворе стояли нагруженные возы и колымаги, слуги хлопотали возле них, распрягая лошадей. Вдруг двери распахнулись и на пороге показалась Марылька в сопровождении Ясинского. Лицо ее было взволнованно, испуганно, от быстрой ходьбы грудь высоко вздымалась. Она бросила быстрый взгляд на собравшихся людей и побледнела.
– Что панство может сказать? – начала было она, но принуждена была остановиться... слова не шли у нее с языка.
– О вельможная пани! – подошли к ней шляхтичи. – Не откажи нам в твоем гостеприимстве... Три дня и три ночи мы бежим как обезумевшие, останавливаясь лишь на короткий ночлег в глухих лесах, жены наши измучены... лошади пристали.
– Мой дом – ваш дом, панове, – заговорила с усилием Марылька, – но скажите, на бога, что вынудило вас?
– Да разве пани еще всего не знает? – перебил ее один шляхтич. – Коронное войско разбито, гетманы наши в плену... мы все погибли... горит мятежом вся Украйна... Всюду козаки, зверства, муки, смерть... Уже на Волыни свирепствует загон Морозенка... все жжет, все режет на своем пути, погибель летит за нами по пятам...
– О боже! – вскрикнула Марылька и, пошатнувшись, упала на пол.
Когда она очнулась, то увидела, что лежит уже у себя в светлице. На столе горели свечи. Кругом было тихо, и только издали из трапезной доносился какой то невнятный, смутный шум. Марылька поднялась и села на кровати. Первое мгновение она не могла сообразить, что с нею случилось, отчего она очутилась здесь в такое время одна, отчего у нее так невыносимо болит голова?.. Но вдруг из отдаленной светлицы до нее донеслись голоса собравшейся шляхты, и вся ужасная действительность встала сразу перед ней; холодный пот выступил у ней на лбу. Марылька вздрогнула с головы до ног и, встав с постели, остановилась посреди комнаты.
– О матка свента! Что ж будет, что будет теперь?! – прошептала она, глядя бесцельно перед собой расширившимися от ужаса глазами. – Смерть... козаки... пытки! – словно струя холодной воды побежала по ее спине. – Ох, спасенья, спасенья! – вскрикнула она с истерическим рыданьем и упала в кресло.
Она жаждет жить! Она не хочет умирать!.. Но кто же защитит ее? Чаплинский? Трус, тхор! Он убежит, а она достанется хлопам на зверства и пытки. Морозенко со всем войском сюда идет, зачем он идет сюда? Чтоб ее найти, найти и замучить, – похолодела снова Марылька. – Ох, не будет той пытки, которую Богдан не придумает для нее! Ведь все это восстание он поднял из за нее, все эти потоки крови из за нее, из за Марыльки! Вот и эти паны бегут сюда, как испуганные зайцы, скрываются в лесах, в болотах и не знают, что это она, Марылька, всему причиной, что это место самое страшное во всей Польше, во всей Польше, да!
И кто же потрясает теперь все государство? Гетман Богдан Хмельницкий, тот самый Богдан, который лежал, как покорный раб, у ее ног.
– Гетман, гетман! – повторила каким то опьяненным голосом Марылька и, схватившись за голову руками, погрузила пальцы в рассыпавшиеся золотые пряди волос. – Все перед ним трепещет, все падает в ноги, – зашептала она, – коронное войско разбито, в плену гетманы, бледнеет панство от одного имени его. О матка свента! – поднялась она с кресла и остановилась посреди комнаты; грудь ее высоко вздымалась, лицо пылало, глаза блестели каким то лихорадочным блеском, распустившиеся золотые волосы спускались до колен; ее можно было принять за опьяненную вакханку. – Какой герой, какая сила! – шептала отрывисто Марылька. – В его руках теперь судьба всей Польши, он может разметать все и сделаться сам королем. Ох! – протянула она вперед руки, словно ей не хватало воздуха. И она могла бы управлять этой силой, одним пальцем направлять ее туда, куда было бы угодно ей, и всю силу он употребил бы ей, Марыльке, на счастье, а теперь несет на смерть. Ох, на смерть, на смерть! – вскрикнула Марылька и снова упала в кресло. – Безумная, безумная, что она сделала! Что потеряла! – заметалась она в кресле, ударяясь с диким рыданием головой о спинку его. – Славу, власть, силу! Ах, зачем она погубила себя? Теперь все погибло, погибло без возврата!.. Смерть, муки, пытки!.. Жить! Жить!.. – вырвался у Марылькй безумный вопль, – или убить себя сейчас же, чтоб не испытывать этого ужаса изо дня в день!
VIII
Дверь в комнату Марылькй тихо раскрылась...
– Кто там? – вскрикнула она, холодея от ужаса.
– Я, пани дрога, не пугайтесь, – послышался женский голос, и в комнату вошла бледная Зося с красными от слез глазами.
– Ах, это ты... – вздохнула облегченно Марылька. – Скажи мне, что там говорят они, что слышно от слуг?
– Ой горе, горе, пани!.. – начала дрожащим голосом Зося, поднося фартук к глазам. – Отовсюду бегут паны, замки пустеют, козаки завладели всем краем, всех убивают, режут, мучат, топят, живым выматывают кишки, обваривают кипящею смолой, сдирают кожу... Тут уже близко, на Волыни... Того и гляди, взбунтуются и наши хлопы. Сам Хмельницкий идет сюда на Литву.
– Сюда?.. Хмельницкий? – повторила Марылька, и лицо ее сделалось совсем бескровным. – Погибли, погибли! – прошептали словно сами собою побелевшие губы.
В комнате стало совершенно тихо. Зося молчала.
– Как ты думаешь, – заговорила Марылька после минутной паузы нетвердым голосом, останавливаясь на каждом слове. – Неужели это за мной? – глаза ее с ужасом впились в лицо служанки.