Справжні сповіді Адріана Моула

Страница 6 из 30

Сью Таунсенд

Я попытался переждать, наводя порядок на столе и складывая одежду, но они продолжали трещать, сидя по разные стороны на моей кровати, даже когда я улегся в постель. Когда же они добрались до крылатых ракет, я был вынужден вмешаться и попросить всеобщего разоружения, мира и покоя.

К счастью, пес ввязался в драку с шайкой уличных собак и матери пришлось разнимать представителей собачьей породы, орудуя шваброй. Я воспользовался возможностью пообщаться с Пандорой.

– Пока вы с моей матерью болтали о всяких пустяках, я формулировал весьма важные идеи. Я решил встряхнуть все общество.

– Хочешь устроить вечеринку? Новогодний маскарад? – оживилась Пандора.

– Нет! – заорал я. – Я хочу основать политическую партию... ну, скорее, движение. Оно будет называться Движением Моула, членский взнос – 2 фунта в год.

Пандора поинтересовалась, что она получит за два фунта в год.

– Дискуссии на самые волнующие темы, стимуляцию – как творческую, так и разную другую... в общем, много всего, – ответил я.

Она хотела еще о чем-то спросить, но я закрыл глаза и притворился спящим. В моих ушах звучал мерный стук ее тяжелых ботинок, когда она на цыпочках шла к двери и спускалась по лестнице. Вот так родилось Движение Моула.

На следующее утро я проснулся с эпической поэмой в голове, она буквально рвалась из мозгов на волю. Даже не почистив зубы, я сел за стол и принялся лихорадочно писать. Прервался я лишь раз, когда пришел книготорговец. Но я отказался от энциклопедий, которые он пытался мне всучить, и вернулся к столу. Поэма была закончена в 11.35 утра по Гринвичскому времени. Вот она.

А. Моул

ПРИЕМ У НАРОДНЫХ МАСС

Еда дымилась на столе,

Напитки стыли в баре,

Печенье и огурчики

Поэтов поджидали.

Артисты обещали быть,

Флейтисты, трубачи,

А пианисты ехали

С шарлоткой из печи.

Писатели спешили

Из тихих уголков,

Лихие репортеры

Брели среди песков.

Народ стоял навытяжку

Перед гостиной зевом,

Которое влекло к себе,

Как юной девы чрево.

Однако не посмел никто

Переступить порог

Из страха, что обрушится

На них зловредный рок.

Держались. Подустали.

Уселись на полу.

В пословицы-загадки

Затеяли игру.

И песню затянули,

И бодро встали в круг.

Но стихли, засмущавшись:

"Они вот-вот придут".

Актеры, музыканты,

Артисты, и поэты,

И те, что пишут книги

На разные сюжеты,

Под вечер позвонили:

Они не успевают,

У них забот немерено,

С министром выпивают.

Огурчики не схрумканы,

Печенье не раскрошено,

"Шабли" не откупорено,

Пирожное не скушано.

Но массы честно ждали

Сто миллионов дней

И пьесы сочиняли,

Чтоб время шло быстрей.

Бетонный пол холодный

Узором расписали,

Резьбой покрыли двери,

На дудках заиграли.

О вечном ожидании

Сложили песнь сердечную.

Но чу!.. Раздался скрип колес!

Народ, готовься к встрече!

Поэты с журналистами

Толкаются в дверях,

Танцоры и артисты

Примчались впопыхах.

Народ гостей приветствует:

"Отчаявшись вас ждать,

Мы угощенье слопали,

Ни крошки не сыскать!"

Народ, привыкнув к страху,

Бояться перестал.

И в праздничной гостиной

Взял все, о чем мечтал.

С тех пор актеры, скульпторы,

Танцоры и поэты

И те, что пишут книги

На разные сюжеты,

Поют, творят, играют

И муз капризных дразнят,

Стоят в прихожей, маясь:

Когда ж начнется праздник?!

А. Моул в Москве

Сентябрь 1985 г.

Проснулся в шесть утра. Вставал осторожно, потому что пес развалился на моей кровати, задрав лапы кверху. Сперва я подумал, что он умер, но, пощупав у него пульс, обнаружил признаки жизни и тихонько выскользнул из-под его теплого меха. Пес дико старый, ему необходимо высыпаться.

Измерив грудь и плечи, я хорошенько вымылся холодной водой. Где-то я прочел, что "холодная вода сделает из тебя мужчину". В последнее время я немного беспокоюсь о моей мужественности; так уж вышло, что, сам того не ведая, я унаследовал слишком много женских гормонов.

Обращался к врачу, но он, как всегда, не проявил сочувствия. Я поинтересовался, можно ли кое-какие женские гормоны удалить. Доктор Грей разразился горестным смехом, а потом, как обычно, посоветовал сыграть в регби, чтобы мне в схватке за мяч как следует по башке вдарили и мозги прочистили. Когда я выходил из его кабинета, он бросил вдогонку:

– И я не хочу тебя больше видеть в течение по крайней мере двух месяцев!

– Даже если я тяжело заболею? – спросил я.

– Особенно если ты тяжело заболеешь.

Не пожаловаться ли на него вышестоящему начальству? Все эти тревоги снизили мою поэтическую производительность труда. Раньше я выдавал по четыре стихотворения в час, а теперь сбавил темп до трех в неделю. Надо беречь себя, а то мой дар совсем зачахнет.

В отчаянии я сел в поезд и поехал в Озерный край (6). Я был поражен красотой тамошней природы, хотя загрустил, обнаружив, что нарциссы не затмевают мой взор, как Уильяму Водсворту, древнему озерному поэту. Я спросил у какого-то старого деревенского олуха, почему нигде не видно нарциссов.

– Сейчас июль, пацан, – ответил он.

– Знаю, но почему нигде нет нарциссов? – повторил я громко и отчетливо (олух явно страдал старческим маразмом).

– Сейчас июль, – рявкнул он.

И я оставил в покое этого бедного малого с помутненным рассудком. Печально, что ничего не делается, чтобы помочь убогим гериатрическим страдальцам. И виновато в том правительство. С тех пор как они начали сыпать крысиный яд в систему водоснабжения, большинство взрослого населения чокнулось.

Я сидел на скале, на которой сиживал Вордсворт, и обалдевал от мысли, что там, где сейчас моя джинса, когда-то был его молескин. Какой-то придурок нацарапал на скале: "А че такое Вордсворт?" Ниже кто-то, более культурный, ответил: "Безмозглый вандал, как ты посмел изгадить священную скалу, которая стоит здесь миллионы лет! Встреть я тебя, запорол бы до смерти. Геолог". А еще ниже была другая надпись: "Лучше выпори меня. Мазохист". Съев бутерброды с тунцом и хлебнув диетического оранжада, я отправился гулять вокруг озера, пытаясь поймать вдохновение, но до пяти часов так ничего и не поймал. Посему сунул ручку с тетрадкой обратно в портфель и поспешил на вокзал, чтобы успеть на поезд в Мидлендс.