Крысюков не уходил. Несколько смущенный, он хотел, видимо, объяснить свой поступок.
— Ты еще мал, товарищ Геннадий из 6 "А". Вырастешь, тогда узнаешь — зверя палкой учат… Если бы не я, они бы уже давно твоего дядю Гришу разнесли…
Сказав это, Крысюков спохватился: зачем открывать душу перед каким-то мальчишкой? Он ведь не поймет, а услышанное переврет… Разве кто-нибудь сумеет оценить старания Крысюкова? Никто. А ведь он мечтал стать таким же, как Григорий Захарович Зубов. Но не хватало терпения, не нашлось смелости. Да, именно, смелости. При одном виде страшной раскрытой пасти, зеленых глаз тигра Крысюкова вгоняло в холодный пот. Он остался только надсмотрщиком, даже не помощником укротителя…
— Понял меня, мальчик?
— Н-нет, — неуверенно ответил Генка. Задумчиво смотрел он на Крысюкова, плотно сомкнув пухлые кубы.
— И нечего понимать. — Крысюков, махнув рукой, ушел.
По дороге домой Генка рассказал обо всем этом дяде Грише.
— Ерунда… — ответил дядя Гриша. И помолчав, почти весело добавил: — В жизни еще встречаются такие, да что нам? Тигров укрощаем, а Крысюкова не сумеем?.. Справимся… Как ты думаешь?
Мальчик кивнул в знак согласия. Он всё время забегал вперед, чтобы лучше слышать дядю Гришу.
2
Генка так увлекся цирком, что несколько раз подряд не подготовил уроков. Один раз его не спросили, второй раз он с трудом ответил физику на тройку, а сегодня учитель географии Петр Никодимович поставил ему двойку.
— Что ж, цирк — дело занятное, — едко сказал Петр Никодимович. — Только и географию знать не мешает, иначе, брат, далеко не уедешь…
Генка виновато опустил голову. В дневнике впервые в учебном году появилась двойка и — что обиднее всего — за месяц до окончания года…
Домой он решил прийти попозже, смутно надеясь, что мать уйдет куда-нибудь по делам и всё как-нибудь обойдется. Но вышло так, что и мать и отец были дома. Отец уже переоделся в чистую рубаху, как обычно после работы, и теперь сидел у стола, застланного поверх клеенки белой скатертью. Мать была на кухне.
Вскоре пришел и дядя Гриша.
Генка вышел на крыльцо. Может быть, о нем забудут, пообедают без него, он поест позже. Но, как нарочно, дядя Гриша начал рассказывать о генкиных успехах в цирке, и мальчику через раскрытое окно всё было слышно.
— Терпение у него завидное, — слышалось в столовой. — В его годы — это удивительно. Вы знаете, медведь по его приказанию делает стойки… Удивительно!
— Он и в школе не последний. Видели его дневник? Генка, — позвал отец, — иди-ка сюда, сынок. Где ты там?
— Здесь я…
И вот Генка у стола. Лицо у него — смуглое, загорелое, как у отца-литейщика. Глаза опущены. Мелкие росинки пота блестят на подбородке. Отец, невольно любуясь сыном, попросил показать ему табель. Генка не двинулся с места.
— Ну, что ж ты?
— У меня двойка сегодня. — Генка залился краской; покраснели не только пухловатые щеки, но и подбородок, шея, чуть оттопыренные уши. Особенно стыдно перед дядей Гришей, которому он дал слово учить уроки и, выходит, не выдержал.
— По какому предмету двойка? — спросила мать, появляясь в комнате. Рукава у нее подвернуты по локти, белые полные руки — крепкие, от них не увернешься.
— По географии… И сам не знаю, как случилось.
— Известное дело! Учитель виноват; знал, что ты не готов, а спросил. Правда?
Генка молчал. Отвечать было нечего.
— По географии? — отец переглянулся с дядей Гришей. Тот катал по столу хлебный шарик и в разговор не вмешивался.
— Ты, вроде, цирком интересуешься? — это снова отец.
— Да, папа, — простодушно ответил Генка, не подозревая подвоха.
— Понятно!.. А знаешь ты, к примеру, где водятся тигры?
— Тигры? — Мальчик озадаченно посмотрел на дядю Гришу, но тот словно не слыхал, о чем говорят. — Я думаю — в лесах.
— Ну, да, конечно, — весело рассмеялся отец. Григорий Захарович еле заметно улыбнулся. А мать, махнув рукой, — дескать, разбирайтесь пока сами, мне некогда — ушла на кухню.
— Это что, в географии написано?
— Кажется, — неуверенно ответил Генка. Он не мог вспомнить, где водятся тигры, львы и другие звери, откуда их привозят.
— Я, папа, буду лучше учить географию, — запинаясь, сказал Генка.
Хотя дядя Гриша ни в чем не упрекал Генку, но мальчик и так понимал, что он думает: "Генке верить нельзя". Сознавать это было очень тяжело. Но Генка взял себя в руки, сел и сразу принялся готовить уроки.
На следующий день Генка не просил дядю Гришу взять его в цирк.
3
В цирке шло первое представление.
Люда Гуськова, самая большая трусиха в б "А", и Коля Щеголь сидели рядом с Генкой. Люда надоела своими расспросами о медвежонке, и Генка жалел, что сел рядом с ней, но свободных мест уже нигде не было и пришлось терпеть.
Первая часть программы кончилась. Уже побывали на манеже воздушные гимнасты, после них вышли велофигуристы, весь цирк оглушительно хохотал над остротами комика. Наконец, после перерыва конферансье объявил:
— На манеже Григорий Зубов со своими дрессированными тиграми и медведями…
— Вот сейчас увидите! — взволнованно шепнул Генка. Ему хотелось, чтобы дядя Гриша понравился Люде и Коле Щеголю.
Холодок пробежал по рядам зрителей, когда появились тигры. Они бежали по зарешеченному ходу к невысокому седоватому человеку, а он стоял, не шевелясь, с одним хлыстом в руках.
Сначала все шло хорошо. Тигры послушно прыгали с тумбы на тумбу, через кольцо, делали пирамиды. Укротитель поднимал свой хлыст — и они становились на задние лапы и стояли столько, сколько было нужно. Рыча, показывали большие желтые зубы.
Потом внезапно по цирку прошел шум. Сначала легкий, как бывает на реке перед бурей. Донеслись приглушенные крики: "Держи", "Выскочил". Зрители насторожились, притихли, среди внезапно наступившей тишины раздался оглушительный крик:
— Медведь!
Многие зрители вскочили, собираясь бежать. Но бежать было некуда: медведь стоял в проходе между манежем и скамейками.
Какая-то женщина в большой широкополой шляпе вскрикнула: "Спасите!" и упала на руки рядом сидящего незнакомого ей человека. Мужчина натягивал на голову полы длинного пиджака.
Генка сразу узнал медвежонка.
Зверь встал на задние лапы и закивал головой. Может быть, все окончилось бы хорошо, но Генка вдруг увидел бегущего к медвежонку Крысюкова.