Поэтому я решил — и д'Отвиль поддержал меня — сейчас же сесть на лошадей и скакать прямо в город.
Нашим бедным лошадям предстоял тяжёлый труд, особенно той, которой достанется двойная ноша. Правда, эти выносливые животные бодро пробежали путь до Бринджерса, но теперь им придётся напрячь все свои силы, чтобы вернуться обратно до рассвета.
При вспышках зарниц мы легко находили дорогу между деревьями и вскоре увидели заросли папайи, которые выделялись своими большими продолговатыми листьями; при свете они казались белёсыми. Радуясь тому, что достигли цели, мы ускорили шаг. Когда мы сядем на коней, нам не страшна будет никакая погоня!
— Странно что лошади не ржут и никак не дают о себе знать! А ведь наше приближение могло бы их встревожить… Но нет, не слышно ни ржанья, ни стука копыт, хотя мы, кажется, совсем близко. Быть не может, чтобы лошади стояли так тихо. Что с ними случилось? Где они?
— В самом деле, где они? — повторил д'Отвиль. — Вот то место, где мы их оставили.
— Да, конечно, здесь. Постойте!.. А вот тот самый сук, к которому я привязал свою лошадь. Видите, вот и следы копыт… О Боже! Лошади пропали!
Я убедился, что это так. Не могло быть никаких сомнений. Вот истоптанная земля там, где они стояли. Вот то самое дерево, к которому мы их привязывали, — я сразу узнал его, оно было выше всех.
"Кто их увёл?" — вот первый вопрос, который мы себе задали. Может, кто-нибудь выслеживал нас? Или кто-то случайно проходил мимо и увидел их? Последнее предположение было наименее вероятно. Кто мог бродить по лесу в такую ночь? А если бы даже здесь кто-то и проходил, зачем ему было забираться в эти заросли?.. Ба! Мне пришла в голову новая мысль: быть может, лошади сбежали сами?
Весьма возможно. Как только снова блеснёт зарница, мы увидим, сами ли они сорвались с привязи или чья-то неизвестная рука отвязала повода. Мы стояли у дерева, дожидаясь зарницы. Ждать пришлось недолго; вскоре вспышка света рассеяла наши сомнения. Моё предположение оказалось правильным: лошади сорвались сами, об этом говорили обломанные ветви. Быть может, их напугала зарница, а верней — какой-нибудь рыскавший поблизости дикий зверь, и они умчались в лес.
Теперь мы упрекали себя за то, что так небрежно привязали их и что выбрали для этого папайю — дерево заведомо менее прочное, чем любое другое дерево в лесу. Всё же я почувствовал некоторое облегчение, когда обнаружил, что животные сбежали сами. У нас оставалась надежда их отыскать. Быть может, они щиплют траву где-нибудь поблизости, волоча за собой повода, и мы их ещё поймаем.
Не теряя времени, мы пошли на поиски: д'Отвиль в одну сторону, я — в другую, а Аврора осталась в зарослях. Я осмотрел все ближние места, повернул обратно, к изгороди, прошёл вдоль неё до дороги и даже осмотрел часть дороги. Я обшаривал каждый уголок, обходил каждое дерево, забирался в кусты и в заросли тростника, а когда вспыхивали зарницы, осматривал землю, отыскивая следы. Несколько раз я возвращался назад, но лишь для того, чтоб убедиться, что поиски д'Отвиля столь же безуспешны.
Прошло около часа в бесплодных розысках, и я решил прекратить их. Я больше не надеялся найти лошадей и направился обратно с отчаянием в душе. Д'Отвиль вернулся ещё раньше меня.
Когда я подходил, я увидел при свете зарницы, что он стоит возле Авроры и непринуждённо разговаривает с ней. Мне показалось, что он с ней очень любезен, а она благосклонно слушает его. Эта мелькнувшая передо мною сцена произвела на меня неприятное впечатление.
Д'Отвиль тоже не нашёл следов наших исчезнувших лошадей. Теперь уж было бесполезно их разыскивать, и мы решили прекратить поиски и провести ночь в лесу.
Я согласился на это с тяжёлым сердцем, однако у нас не оставалось выбора. За ночь мы не могли добраться пешком до Нового Орлеана; если же нас увидят утром на дороге, то сейчас же поймают. Такие люди, как мы, не могли пройти незамеченными, и я не сомневался, что на рассвете за нами уже вышлют погоню и что искать нас будут по дороге в город.
Самое благоразумное провести ночь на месте и возобновить поиски, как только рассветёт. Если нам удастся найти лошадей, мы спрячем их в зарослях до вечера, а когда стемнеет, отправимся в город. Если же мы их не найдём, то пустимся в путь сразу после заката, иначе до рассвета нам в город не добраться.
Пропажа лошадей поставила нас в чрезвычайно трудное положение. Она очень уменьшила наши шансы на успех и увеличила грозившую нам опасность.
Я сказал — опасность. Да, нам грозила смертельная опасность. Вам трудно понять, как трагично было наше положение. Вам, вероятно, кажется, что вы читаете описание обычного побега влюблённых, какие часто изображают в романах.
Но вы глубоко заблуждаетесь. Знайте, что все мы совершили поступок, за который должны были ответить перед судом. Знайте, что я совершил преступление, которое сурово каралось по законам этой страны, и что я мог подвергнуться ещё более жестокому наказанию до применения этих законов. Всё это я знал, Я знал, что за свой поступок могу поплатиться жизнью.
Вспомните об угрожавшей нам опасности — и вы поймёте, с какими чувствами вернулись мы назад после тщетной попытки отыскать наших лошадей.
У нас не было выбора — приходилось оставаться на месте до утра.
Мы потратили полчаса на то, чтобы нарвать побольше испанского мха и мягких листьев папайи; я уложил на них Аврору и накрыл её своим плащом.
Сам я не нуждался в ложе. Я сел возле своей невесты и прислонился спиной к дереву. Мне хотелось положить её голову себе на грудь, но присутствие д'Отвиля стесняло меня. Впрочем, это меня не удержало бы, но когда я об этом заикнулся, Аврора отклонила мою просьбу. Она даже мягко, но решительно отняла свою руку, когда я хотел удержать её в своей.
Признаться, меня немного удивила и обидела эта сдержанность.
Глава LXVIII. НОЧЬ В ЛЕСУ
Я был легко одет, и ночная сырость не давала мне уснуть, однако, будь у меня перина из гагачьего пуха, я всё равно не сомкнул бы глаз.
Д'Отвиль великодушно предложил мне свой плащ, но я отказался. Он тоже был одет в лёгкую полотняную одежду, но не это явилось причиной моего отказа. Даже если бы я сильно страдал от холода, я не принял бы услуги от него. Я начинал его опасаться.