Богдан Хмельницький (трилогія)

Страница 433 из 624

Старицкий Михаил

Тут он понизил тихий говор до шепота и начал разъяснять ему что то, сильно жестикулируя руками. Сыч слушал внимательно и только по временам кивал утвердительно головой да расправлял энергично свои чудовищные усы.

– Пора! – скомандовал наконец Хмара, и козаки, ощупав оружие, начали строиться в боевой порядок перед воротами ратуши, а Сыч, поднявши вверх свою полуторапудовую мащугу, осторожно прокрался со своими молодцами в ворота. Мащуга эта была выкована из языка колокола, который защищал он в Золотареве; это оружие никогда не изменяло ему и наводило панический страх на врагов.

На правой башне вышнего замка, на верхней площадке, за зубчатой, с прорезными бойницами стеной, прохаживался молодой вартовой в шлеме и кольчуге, с увесистою алебардой в руке, с тяжелым палашом у пояса, прохаживался неуверенным шагом взад и вперед и всматривался тревожно в черную тьму, подозревая, что там внизу и вдали творится что то недоброе. Напугали ли его рассказы про колдунов и про всякую нечистую силу, помогающую схизматам, или выпитое венгерское, перемешавшись с литовским медом, подогрело сильно его воображение, но ему казалось, что в нижнюю браму плывут на хмарах какие то черные, чудовищные кажаны (летучие мыши) и разносятся по улицам местечка, что даже слышится шелест их дьявольских крыл. Вартовой с ужасом припадал за зубцом стены и принимался будить спавшего мертвецким сном своего товарища.

– Стаею, Стаею, слухай ка! – толкал он ногой под бок храпевшего стража. – Проснись! Нечистая сила нас обступает... Проснись!

Но товарищ только переворачивался на другой бок и переменял тон храпу.

– А, чтоб тебя, шельму, пса! – ругался вартовой и принимался снова будить. – Напился, как свинья полосатая, а тут один стой! Как же я справлюсь с дьявольским наваждением, как поборюсь с нечистою силой? Да вот уже под самой башней шевелится что то... О, будьте вы прокляты, чтоб я один тут... лучше до костела... Ой, кто там? – выронил он из рук алебарду. – Езус Мария!

– Это я, пане рыцарю, свой, – успокоил его знакомый голос мещанина, что сегодня угощал всех так щедро. – Пан, верно, добре устал, – продолжал он вкрадчиво, – где же стоять так долго? Это может только хлоп, потому что он с детства привык, а вельможному пану нужно и полежать, и припомнить себе что нибудь такое, чтобы и слюни потекли... Ха ха! Позвольте, я пана сменю, повартую, а пан выспится по пански.

– Да тут не то сон, а и хмель из головы вылетит, вацпане, – обрадовался живому лицу шляхтич, поставленный в это тревожное время комендантом крепости Дембовичем для надзора за наемною стражей, – этот вот трупом лежит, а другой вон, наемное быдло, тоже колода колодой... и я один... Положим, что я сам могу защищать эту башню... но что же это за порядки? Я бы вот таких, для примера на кол...

– Совершенно верно, вельможный пане, – согласился мещанин, – но теперь опасаться нечего, все спокойно: наши муры и железные брамы защитят нас и от стотысячного войска... так поберегите вашу силу и храбрость для злой годины, а теперь отдохните, я постою за вас...

– Пожалуй, спасибо, – согласился было сначала вартовой, но потом заупрямился, желая порисоваться своей рыцарской храбростью, – нет, впрочем, нет! Не могу сойти с поста – долг и честь, триста перунов! Моя сила и мой меч нужны в эту минуту... Я слышу внизу, у башни, шепот и шелест, словно карабкается дьявол... Ну так вот мы и подождем его с угощением, – куражился рыцарь, не предполагая даже и возможности чего либо подобного.

– Что пан говорит? – встрепенулся мещанин, и если было бы хоть немного светлее, то вартовой заметил бы, какою смертельною бледностью покрылось его лицо. – Это невозможно... это наши... может быть, подвыпивши, улеглись под башней и сопят. – А в голове у него кружились всполошенные мысли: "Вот еще выдаст, – и пропадет вся затея. Боже мой, что же делать? В шлеме и кольчуге... кинжалом не доймешь..." Да я ничего не вижу и не слышу, – добавил он вслух, – то пан, верно, хотел подшутить надо мной, напугать.

– Нет, нет... вон там они, – нагнулся вартовой через выемку в зубцах башни, – и не свои... посмотри.

Мещанин тоже нагнулся. У самой стены, за выступом, словно кто то возился, и вдруг этот выступ осветился мигающим светом и послышался явно низкий, ворчливый шепот:

– Что ж это, ни веревки, ни лестницы никакой нет? Скучно ждать... Хоть люлькой разве развлечься!

– Слышишь, слышишь, вацпане? – встревожился уже шляхтич не в шутку. – Видишь?

– Ничего не вижу... где, где? – удивился мещанин. – То речка шумит, она как раз огибает здесь башню.

– Да нет, вон, вон, погляди! – перегибался шляхтич, показывая на выступ башни. – Бей тревогу!

"Господи, помоги!" – сверкнуло молнией в голове мещанина; он нагнулся, схватил неожиданно шляхтича за ноги и, с удвоенною отчаянною силой приподняв их, толкнул вартового вперед; перевес тяжести помог ему, и шляхтич, успевши лишь взвизгнуть, ринулся вниз, ударился о выступ стены и шлепнулся с страшным плеском в реку. Целый фонтан брызг обдал подножие башни.

– Ух!.. С нами крестная сила! Вот шлепнулся какой то чертяка... аж люльку брызгами загасил! – раздались несдержанные возгласы внизу.

– Тише вы там! – крикнул мещанин сверху. – Ловитв веревку, торопитесь!..

– Ага! – пробасил кто то и натянул веревку.

В это время раздался гулкий удар колокола с православной церкви в местечке.

XIV

Мещанин оглянулся с испугом. В царствовавшей кругом тишине чуткое ухо могло отличить тихий шепот и брязг. Всполошенные раздавшимся криком шляхтича и ударом колокола, двое ближайших вартовых тревожно засуетились и, крикнув: "Вартуй!" – сбежали вниз на дворище замка. На этот то призывный оклик с нижней стены не последовало ответа.

– Гей, живее, – понукал, перегнувшись через стену, мещанин, – того и гляди, ударят в набат.

– Аще прийде и в девятый час... – послышалась близко октава, и вспыхнувшее где то зарево прорезало в это мгновение тьму, осветив зловещим отблеском лезущих по веревке козаков. Из за откоса показалась первая, с развевающимся огненным оселедцем, голова Сыча...

А зарево разрасталось. Вот под одной из темных кровель внизу побежало змейкой светлое пламя, вот под другой, под третьей вспыхнули огненные языки, а вот повалил из высокой крыши густой черный дым; освещенный с одной стороны далеким заревом, он подымался эффектными клубами. Ярко красные огненные полосы вихрились, сливались в широкие потоки; багровым пологом дым застилал небо; зубчатые стены вышнего замка, высокие шпили костелов и остроконечных крыш казались на темном фоне его облитыми светящейся кровью...