Найджел теперь зарекся сватать.
4 июля, воскресенье
Четвертое после Троицы. День независимости в Америке.
Только сел за воскресный ужин, как позвонил Берт Бакстер и приказал срочно двигать к нему. Я проглотил спагетти, чуть не подавился и рванул к Берту.
Его злющая овчарка по кличке Штык скулила под дверью. На всякий пожарный сначала скормил ей собачью шоколадку, а потом рысью махнул к Берту. Нашел его в гостиной, в инвалидном кресле. Ящик не работал, так что я сразу понял – дело нешуточное. Берт сказал, что Квини совсем хреново. Я прошел в спальню глянуть. Квини скрючилась на продавленной кровати; у меня внутри все так и похолодело, когда я ее увидел. (Наверное, ей и вправду паршиво было, если она ни щеки не раскрасила, ни губы.)
– Вот хороший мальчик, – простонала Квини. – Молодец, что пришел.
Я спросил, что с ней такое. Отвечает, что у нее "раскаленные иголки в груди".
Тут Берт встрял:
– Минуту назад не иголки, а ножи раскаленные были!
– Ой, Берт, – сипит Квини, – тебе не все равно, ножи или иголки?
Я спросил у Берта, вызывали врача или нет. Оказалось, не вызывали, потому что Квини как врача увидит, от страха трясется. Я с мамой по телефону посоветовался, она обещала прийти.
Пока маму ждали, я чаю приготовил, Штыка накормил и Берту бутерброд со свеклой сделал.
Потом мои родители пришли и взялись за дело. Мама позвонила в больницу. И правильно сделала, потому что "скорая" еще не приехала, а Квини совсем чудная стала: про карточки какие-то продуктовые бубнила и всякое такое.
А Берт держал ее за руку и называл "своей чокнутой мегерой".
Санитары уже дверцы "скорой" закрывали, как вдруг слышим – Квини хрипит:
– Без румян не поеду!
Неси ей румяна, хоть тресни. Я пулей в спальню, а там на комоде чертова куча баночек, сеток для волос, шпилек, тарелок всяких, кружевных салфеток и фотографий с детьми и невестами. Румяна нашлись в ящике.
Мама тоже поехала в больницу, а мы с папой остались утешать Берта. Через два часа мама позвонила:
– У Квини удар случился. Торчать ей тут до скончания века.
Берт и говорит:
– Это как же мне теперь быть? Что ж мне делать-то без моей крошки?
Крошки!!! Квини семьдесят восемь стукнуло.
К нам Берт пойти не захотел. Боится, что городской совет его берлогу отберет.
5 июля, понедельник
Выходной в честь Дня независимости (в США).
Квини теперь не может говорить. Вроде бы соображает, но губы у нее не шевелятся. Мама целый день готовила и прибиралась у Берта. Отец собирается звонить ему каждый день. Я обещал взять на себя Штыка, выгуливать эту зверюгу утром и вечером.
6 июля, вторник
Полнолуние.
К Берту приходила зануда Кэти Белл из Социальной службы. Хочет, чтобы он вернулся в "Солнечный дом". Берт ответил, что быстрее сдохнет, чем его живьем в этот треклятый морг свезут.
Завтра Кэти Белл заявится к нам, проверить байку Берта, будто Моулы его круглыми сутками обхаживают.
Квини ни капельки не лучше.
7 июля, среда
Ну и чудная тетка эта Кэти Белл. Разговаривает точь-в-точь как Рик Лемон из молодежного клуба (и смахивает на него здорово). К нам заявилась в мужской куртке и джинсах, сальные патлы до плеч, посередке пробор. Нос длинный до жути (отец тут же сказал, что, наверное, часто сует его куда не просят). Расселась в нашем кресле-качалке, в одной руке сигарету вертит, другой в своем блокноте строчит.
Объявила, что Берт болезненно упрям и страдает "легкой формой старческого слабоумия", словом, его надо показать врачу, который стариками занимается. Мама сразу взбесилась:
– Сиделка ему нужна, чтоб ни днем ни ночью от него не отходила!
Кэти стала красная как рак.
– Социальная служба не может оплачивать круглосуточных сиделок! Это слишком дорогое удовольствие.
Отец поинтересовался, сколько стоит содержание старика в богадельне.
– Около двухсот фунтов в неделю.
У папы глаза так и полезли на лоб:
– Ни хрена себе! Давайте ваши две сотни сюда. Брошу к чертям все дела, перееду к Берту в его конуру и сам буду со стариканом нянчиться!
– Распределение социальных фондов, мистер Моул, – проскрипела Кэти, – не в моей компетенции. – Потопала к двери и уже на пороге добавила: – Мне эта система нравится не больше вашего, но я-то что могу поделать?
Мама ей напоследок дельный совет дала:
– Голову неплохо было бы вымыть, дорогуша, чтоб лохмы в глаза не лезли. Сразу легче станет.
8 июля, четверг
В раздевалке прицепил на крючок Пандоры записку:
Пандора,
Квини Бакстер в больнице, у нее случился удар. Берт остался один. Я к нему заглядываю, забочусь как могу. Может, как-нибудь заскочишь? Старикан хандрит. Если у тебя есть фотографии Бутона, прихвати.
Всегда твой
Адриан.
9 июля, пятница
Чудесный день! Фантастика!!! Два балдежных месяца без школы! Но мало этой радости, вечером случилось еще такое! В сто раз лучше любых каникул.
Я как раз торчал у Берта, шпарил утюгом его здоровущие трусы. И вдруг в гостиную заплывает Пандора. Да еще с гостинцем – банкой маринованной свеклы. Я так и отпал. Хороша – слов нет! С каждым днем все краше. У Берта сразу рот до ушей, раскомандовался, чаю приказал заварить. А у меня руки трясутся, будто током шарахнуло. Чашку Пандоре протянул, и мы глазами встретились. Я на нее посмотрел с тоской и надеждой.
И она на меня тоже!!!!!!!
Потом фотки Бутона рассматривали. Бутон – это пони Пандоры, Берт от него без ума. Он принялся распинаться про лошадей – когда-то Берт конюхом работал.
В полдесятого я Берту помог вымыться, на горшок посадил и уложил в кровать. Пока он засыпал, мы с Пандорой смирно у электрокамина сидели, а когда захрапел, всхлипнули и бросились друг другу в объятия. Часы Берта десять пробили, а мы и не пошевелились. Между прочим, про секс я даже не вспомнил. Ох, как же хорошо было на душе.
На обратном пути я спросил Пандору, когда она поняла, что все еще меня любит.
– Да как только вошла и увидела тебя с утюгом и этими жуткими трусами. На такое, кроме тебя, никто не способен. Ты классный парень, Адриан.