Сімпліцій Сімпліцисімус

Сторінка 214 з 252

Ганс Якоб Крістофель фон Гріммельзгаузен

Политические воззрения Гриммельсгаузена не отличались ни зрелостью, ни практической устремленностью. Его пытливая мысль мучительно искала объяснения причин социального неустройства, но он не видел реальной общественной силы, которая могла изменить сложившийся социальный уклад и принести избавление народу.

Идейная противоречивость романа обусловлена как противоречиями самого времени, так и позициями автора, колеблющегося между активным протестом против социальной несправедливости и пассивным созерцанием общественных зол и бедствий, принесенных войной, желанием общественного переустройства и сознанием его неосуществимости, своего социального бессилия в конкретной исторической обстановке подъема реакции, наступившей после Тридцатилетней войны.

Художественные позиции Гриммельсгаузена объективно отражали условия общественной жизни с точки зрения низших классов. Буржуазный литературовед Гюнтер Мюллер, заметив, что Гриммельсгаузен "дал картину мира в перспективе фельдфебеля" [1086], воздал ему нечаянную похвалу. Однако все попытки развенчать "Симплициссимуса", отвергнуть его роль и значение в развитии литературы терпят крах.

Гриммельсгаузен первый в немецкой литературе, не покидая народной почвы; поднялся до грандиозного художественного обобщения богатой и противоречивой эпохи. "Симплициссимус" – реальная панорама далекой, ушедшей в забвение жизни, возвращаемой и оживающей перед нашими глазами во всей ужасающей силе. Это роман,– где в своеобразной и неповторимой форме запечатлено видение мира, которое гениальный художник сумел передать нам и заставить поглядеть на мир его очами. Простак Симплициссимус, который, "смеясь, говорит правду", стал воплощением народной мудрости, народного здравого смысла, народной ненависти к поработителям, неумирающей народной мечты о справедливости на земле.

Гриммельсгаузен не знал, да и не мог знать объективных законов истории, истинного соотношения ее движущих сил. Но все же, если юный Симплициссимус в лесу в одиночестве тщетно силился постичь причины войны, и в особенности "той антипатии, что заложена меж солдат и крестьян" (I, 15), то Гриммельсгаузен на собственном опыте постиг многое. В "Сатирическом Пильграме" он помещает главу "о войне, ее величии, пользе и необходимости", полагая, что в дом приспела нужда, ибо по заключении мира "повыросло много молодых петушков, коим в охоту поглядеть на войну, ибо не ведают, что такое война". Он остерегает от обманчивого блеска военной славы, описывает тяготы и изнанку войны и утверждает, что всякий, кто "в здравом разуме", посмотрев со стороны на битву, "должен будет несомненно признать, что нет на свете ничего бессмысленнее и плачевнее этого зрелища". Война – "дело больших господ, а простым людям она не сулит ничего, кроме погибели и разорения". Позднее Юпитер добавляет мысль о развращающем влиянии нескончаемой войны на некоторые слои горожан и ремесленников, обслуживающих военную машину и заинтересованных в ее сохранении. А также всех тех, кто уже не может прокормиться трудом рук своих, а связал себя с военной Фортуной (V, 5). И больше, чем описание какого-либо сражения, говорит об этом времени то удивление перед мирной жизнью, которое испытал Симплициссимус, когда он попал в Швейцарию. Человек, возросший в атмосфере нескончаемой войны, продолжает мерять все по ее мерке, так что сама мирная жизнь кажется ему небывало чудесной (V, 1).

Сила и значение "Симплициссимуса" в правдивом и адекватном отражении всей действительности своего времени, а не только в отдельных живых и ярких картинах романа, что и позволило Гриммельсгаузену подняться до огромных всечеловеческих обобщений.

Гриммельсгаузен первый немецкий писатель, который во всеуслышание сказал о ненужности для народа феодальных войн, не только об их бессмысленности, кровавой жестокости, но и об их близких и далеких последствиях, развращающем влиянии на целые поколения. Он воочию показал ужасающие бедствия войны, одичание и моральное запустение. И этим прежде всего объясняется успех и слава этого романа во всем мире, с особой силой вспомнившем о нем после первой и второй мировой войны ХХ в. Война стала еще более разрушительна, бессмысленна и пагубна для судеб всего человечества, нежели в далекие времена мушкетеров Гриммельсгаузена. Созданный им образ Симплициссимуса, так же как Фауст и Дон Кихот, перешагнул границы времени и пространства, стран и языков, стал одним из вечных спутников человечества.

Александр Морозов.

Переводы "Симплициссимуса"

Английские:

The Adventurous Simplicissimus; being the description on of the life of a strange vagabond named Melchior Sternfels von Fuchshaim… now for the first time done into English A. T. S. G. [A. T. S. Goodrick]. London, 1912.

Simplicissimus the Vagabond… Translated by A. T. S. Goodrick… With an introduction by William Rose. London – N. Y., 1924.

The adventures of a simpleton: Simplicius Simplicissimus Translated Walter Wollich. N. Y., 1963.

Simplicius Simplicissimus. Translated from the original german bdition of 1669 by Helmuth Weissenborn ann Lesley Macdonald, verses translated by David Rogers. London, 1964.

Венгерский:

A kalandos Simplicissimus. Ford. Julins Hвy, vol. 1 – 2. Budapest, 1964.

Датский:

Den eventyrlige Simplicissimus. Overs, fra tysk Mцgen Boisen. Bd. I – Hi: Kobenhavn, 1963.

Итальянский:

L'avventuroso Simplicissimus. Traduzione di Ugo Dettore с Bianca Ugo. Milano, 1945; ed. 2, Milano, 1954.

Польский:

Przygody Simplicissimusa Przelozla Anna Maria Linke. Warszawa, 1958.

Русский:

Чудаковатый Симплициссимус. Пер. Е. Гуро. М. – Л., 1925. Перевод сделан с сокращенного немецкого пересказа, в свою очередь подвергшегося обработке, что отмечено в предисловии к этому изданию.

Сербохорватские:

Симплициссимус. Превео др. Никола Поповип. Стихове препевао Бранимир Живо]Иповип. Београд, 1953.

Pustolovni Simplicissimus. Dr. Mari ja Kon. Sarajevo, 1954.

Словенский:

Simplicius Simplicissimus. Pr.: Ivan Stopar. Ljubljana, 1962.

Финский:

Scikkailukas Simplicissimus. I – II. Rehevin vallaton kuvaus kolmikymmen-vuotisen sudan ajouta. Suomenantul Werner Anttila. Helsinki, 1950.