LIV
Времени терять было нельзя, да и нетерпение Марианны доходило уже до экстаза. Посланы были тотчас "пластуны", они сделали со всеми предосторожностями и хитростями разведку, которая показала, что никакой стражи наружной у частокола нет, и что даже ворота как будто не заперты на болты и засовы. Подошли тогда все к ним смелее и прислушались. За частоколом, внутри двора, царило глубокое безмолвие, даже видимо не было там обычных сторожей у поселян — псов, иначе бы они давно отозвались... Это обстоятельство озадачило всех и особенно поразило Марианну, терпевшую в своих лихорадочных поисках фатально неудачу за неудачей; словно судьба издевалась над нею, то дразня неожиданно вспыхивающей надеждой, то сменяя ее мрачным отчаянием.
Команда тогда дружней навалилась на ворота, и под давлением ее они заскрипели и распахнулись.
В дворике было совсем тихо и мертво-спокойно: при входе их ни одно живое существо не пошевелилось, кроме двух крыс, шмыгнувших испуганно под "повитку"; но зато везде были следы насилия и беспорядка, многие хозяйские вещи валялись , а иные были разломаны на куски: или хозяева отсюда торопливо бежали, или здесь произошел кровавый грабеж.
Марианна вскочила в пустые сени и затем в хату; там тоже поразила ее сразу картина разорения, и пахнуло в лицо затхлой сыростью, как от нежилой "пусткы".
— Кто тут? Есть ли кто живой? — крикнула она в отчаянии, не ожидая, конечно, на свой вопрос ответа.
Но, к изумлению ее, кто-то забарахтался на печи и слабым, старческим голосом ответил:
— Есть еще... подыхаю.
Марианна подскочила к "запичку". Из-за кучи тряпья она увидела при тусклом лунном освещении приподнятую косматую голову какого-то старика.
— Вы, диду, один здесь в этой "пустци"? Что "сталось?" Кто вас ограбил?
— Хе, добрые люди, — заговорил глухо старик, — слуги нашего гетмана, либо скорей московские гости... Теперь таких гостинцев жди от тех и других вдосталь... Завелась по всей нашей Украине такая поведенция... вот только негаразд, что меня не добили... — почти задохнулся он от такой длинной речи.
— Гей, сюда! — крикнула, отсунув оконце, Марианна. — Тут лежит умирающий.
В одно мгновение Андрей был в хате, а остальные казаки остались "вартовымы" на дворище.
— Воды скорей дай из бакляги, — приказала Марианна, поддерживая старика за голову, — и добудь огня!
Несколько глотков влаги освежили деда и облегчили его страдания. Ни ран, ни переломов у больного не было; изнемогал он от старческой немощи, усиленной до смертельного истощения голодом. По словам деда, — он не ел уже ни крохи дней пять и не имел сил слезать с печи за кухлем воды...
— Я и до этой "прыгоды" ходил плохо с клюкой, — шамкал он с передышкой, — а как придавил меня голод, так я и залег на печи... спокойно уже ждал смерти, когда вельможный паныч нашел меня.
— Да неужели вы, диду, при вашей слабости, один тут жили, в этой пустыне? — допрашивала Марианна.
— Эх, любые мои, — пустыня-то не страшна, пустыня, может, теперь беспечнее, чем местечко... С диким зверем можно еще ужиться... а жил я не один... была у меня дочка и внучка... хорошая, трудящая... смотрели за мной, холили, — и дед вдруг заплакал, без гримас, без усилий, как плачут иногда дети, — словно слезы сами, помимо его воли, побежали из глаз по рытвинам его щек.
У Марианны сжалось до боли сердце; перед таким бессильным горем она забыла гнетущую ее тоску. Андрей зажег стоявший в печурке "каганець" и подошел тоже с участием к заброшенному, несчастному деду.
— Где же они? Умерли? — спросила дрогнувшим голосом Марианна.
— Не знаю, панку, не знаю... либо убиты, либо завезены.
— Да кто же? Когда? Какая сталась "прыгода"? — обратился и Андрей к деду.
— А вот, ясный лыцарю, — с остановками и передышками начал дед, — жили мы тут тихо, спокойно и лихого человека не видали... как вдруг это в первый раз... недели две, три тому назад.
— Недели три, говорите? — вспыхнула Марианна и превратилась вся в слух.
— Так, так будет... коли горе мне памяти не отбило, — продолжал старик. — Слышим мы ночью "гвалт" и стук, и конский топот... "перелякалысь"... мои меня не пускают к воротам... там грозят, слышу, разгромить все... Прислушиваюсь — не наша "мова", другая, не понимаю... "отворяй! — кричат, — олух!" А я не разумею... Так кто-то и по-нашему гаркнул: "одчыняй ворота"! Ну, как же его христианского слова не послухаться — я и "одчыныв".
— Боже мой, сердце у меня замирает — проговорила от волнения Марианна, — все это похоже... московское войско и один наш — это, конечно, предатель Тамара... Диду, — обратилась она к старику, подавая ему фляжку со старым венгерским, которую она с собой постоянно брала в дорогу, — выпейте хоть несколько глотков, в вас силы прибавится, а потом и съедите чего-нибудь... Ну, а когда это войско ввалилось, не слыхали ли вы из их разговоров про какую-либо сечу?
— "Гомонилы" они дуже и лаялись, и перевязывали раны, да я ихней-то "мовы" добре не знаю, понять не мог, а вот молодой и пышный шляхтич, дак тот по-нашему лихословил все одному связанному пану.
— А был ли связан еще молодой шляхтич? — перебила деда возбужденная донельзя Марианна.
— Было связанных два — один молодой, пышный, а другой старик, слуга видно...
— Они, они! Слышишь, Андрей, Господь опять нас привел на путь... а я еще роптала, а Господь "обачнише" нас, слепых, — повторяла, обращаясь ни к кому, вне себя от радости Марианна. — Да, да, диду, это они лаялись, разбойники, что досталось и им добре... Это они вырезали отряд казаков... Но куда же они дели связанного шляхтича?
— Повезли куда-то... подночевали и до света повезли... а молодой атаман так все грозил связанному, что теперь-то он поквитует за все старое, — и сам натешится над ним, и пошлет еще на расправу в Москву...
— Верно, верно, диду, как с книги читаешь, — и тогда-то исчезла вместе с этими "розбышакамы" и ваша дочка, и внучка?
— Нет, ох, нет, мой юначе, — покачал тоскливо головой дед, — тогда-то мои родненькие перележали в "льоху" и их никто не тронул, но дней пять тому назад опять в глухую полночь стала ломиться эта ватага... видимо везли назад пленных казаков... я был хвор и лежал тут, а дочка и внучка выскочили на "гвалт", ну, они сразу выломили ворота и ворвались с руганью, с прокленами... хотели все "спалыть"... да не знаю, отчего не подпалили и меня бы успокоили... Вот только все пограбили, даже с хат все вытаскали, меня только почему-то не нашли, а с той поры ни дочки, ни внучки не вижу... Убили, верно, либо на муку взяли... Уж, коли бы живы были, давно бы навестили дида...