Я предвижу, что подобные мысли не найдут отклика в надушённых будуарах и пансионах для благородных девиц. Современные дон-кихоты будут поносить грубого писаку, который осмелился поднять руку на рыцаря в доспехах и пытался его обесчестить, сорвав у него с головы украшенный перьями шлем. Даже с самыми нелепыми предрассудками и предубеждениями человек расстаётся неохотно. Да и автору, признаться, пришлось выдержать жестокую внутреннюю борьбу. Нелегко было ему отказаться от гомеровской иллюзии и поверить, что греки были обыкновенные люди, а не полубоги; нелегко было признать в шарманщике и оперном певце потомков героев, воспетых Вергилием[19]; и тем не менее, когда я в дни своей мечтательной юности устремился на Запад, я был глубоко убеждён, что меня ждёт страна прозы, а страна поэзии остаётся позади.
Счастье ещё, что любовь к охоте и звон золота, звучащий в слове "Мексика", привели меня в эти края. Однако не успел я высалиться на прославленный берег, где ступала некогда нога Колумба[20] и Кортеса[21], как сразу же понял, что это и есть истинная родина поэзии и романтики. В этой стране — стране долларов, которую называют прозаической, — я ощутил дух истинной поэзии, но не в книгах, а в самых совершенных образах человеческого тела, в благороднейших порывах человеческой души, в горах и реках, в птице, дереве, цветке.
В том самом городе, который по вине недобросовестных и предубеждённых путешественников всегда представлялся мне каким-то лагерем отщепенцев, я обнаружил чудесных людей, прогресс, не чурающийся наслаждений, культуру, увенчанную духом рыцарства. Прозаическая страна! Народ, жадный до долларов! Смею утверждать, что на ограниченном пространстве, где расположился полумесяцем Новый Орлеан, можно найти большее разнообразие человеческих типов и характеров, нежели в любом равном ему по населению городе земного шара. Под благодатным небом этого края человеческие страсти достигают наивысшего и полного развития. Любовь и ненависть, радость и горе, скупость, честолюбие расцветают здесь пышным цветом. Но и нравственные добродетели вы встретите во всей их чистоте. Ханжеству тут не место, и лицемерие должно прибегать к самой тонкой игре, чтобы избежать разоблачения и суровой кары. Талант встречается здесь на каждом шагу, так же как и неутомимая энергия. Глупый и ленивый не уживаются в этом водовороте кипучей деятельности и наслаждений.
Не меньшее разнообразие представляет этот любопытный город и по своему этническому составу. Пожалуй, нигде в мире вы не увидите на улицах такой пёстрой толпы. Заложенный французами, перешедший к испанцам, "аннексированный" американцами, Новый Орлеан представляет конгломерат этих трёх наций. Однако здесь встречаются представители почти всех цивилизованных и так называемых диких народов. Турок в тюрбане, араб в бурнусе, китаец с обритым теменем и длинной косой, чёрный сын Африки, краснокожий индеец, смуглый метис, жёлтый мулат, оливковый малаец, изящный креол и не менее изящный квартерон заполняют его тротуары и сталкиваются с мужественными северянами — немцем и галлом, русским и шведом, фламандцем, янки, англичанином. Население Нового Орлеана — это удивительная человеческая мозаика, пёстрая и разномастная смесь.
И вправду, Новый Орлеан — крупнейший современный город и больше похож на столицу, чем многие города Европы и Америки со значительно превосходящим населением. В Новом Орлеане нет ничего захолустного, как легко убедиться, пройдясь по его улицам. В витринах магазинов выставлены только первоклассные товары самой лучшей выработки. На его проспектах возвышаются похожие на дворцы отели. Роскошные кафе гостеприимно распахивают перед вами свои двери. Его театры — это величественные по архитектуре храмы, на сцене которых вы можете посмотреть хорошо исполненную драму на французском, немецком или английском языках, а с открытием зимнего сезона послушать выразительную музыку итальянской оперы. Если же вы поклонник Тернсихоры[22], Новый Орлеан особенно придётся вам по вкусу.
Я знал, сколько возможностей предоставляет Новый Орлеан любителю развлечений. Знал, где искать эти удовольствия, и всё же не искал их. После долгого пребывания в деревне я приехал в город, не помышляя о городских удовольствиях, — случай, редкий даже для самых солидных и степенных людей. Маскарады, квартеронские балы, драма, сладостные мелодии оперы утратили для меня всю свою прелесть. Никакое развлечение не способно было меня развлечь. Одна мысль владела мною безраздельно — Аврора! И эта мысль вытеснила все прочие. Я не знал, на что решиться. Поставьте себя на моё место, и вы согласитесь, что положение моё и в самом деле было незавидным. Во-первых, я был влюблён, влюблён без памяти в прекрасную квартеронку! Во-вторых, её, предмет моей страсти, должны были продать с публичных торгов! В-третьих, я ревновал — и ещё как ревновал! — ту, что могли продать и купить, словно кипу хлопка или мешок сахара! В-четвёртых, я даже не был уверен, в моей ли власти будет её купить. Кто знает, пришло ли уже письмо моего банкира в Новый Орлеан! Океанских пароходов тогда ещё не существовало, и почту из Европы доставляли весьма неаккуратно. Если письмо запоздает, я пропал! Кто-нибудь другой завладеет тою, что мне дороже всего на свете, станет её господином и полновластным повелителем. Я холодел при одной этой мысли и гнал её прочь от себя.
А потом, если даже письмо придёт вовремя, хватит ли присланной суммы? Пятьсот фунтов стерлингов — пятью пять — это две с половиной тысячи долларов. Оценят ли в две с половиной тысячи то, чему нет цены?
Я сомневался. Мне было известно, что примерная цена темнокожего была в то время тысяча долларов. Заплатить вдвое большую сумму могли разве только за какого-нибудь сильного мужчину — искусного механика, хорошего кузнеца, умелого цирюльника.
Но то была Аврора! Я слышал немало историй о поистине фантастических суммах, которые платили за такой "товар", о мужчинах с тугими кошельками и дурными намерениями, которые, не считаясь ни с чем, всё набавляли и набавляли цену, чтобы перебить его у другого такого же развратника.