Тогда-то я и подумал, что всё это мне грезится.
"Ну конечно, — рассуждал я, ибо ещё не лишился способности рассуждать, — это мне только снится. Но какой ужасный, отвратительный сон! Проснуться бы поскорей! Вот он, настоящий кошмар! Так всегда и бывает. Хоть бы я пальцем мог пошевельнуть! Господи!"
Эти мысли действительно мелькали в моём мозгу. Такое состояние бывало у меня и раньше, когда я находился во власти кошмара. Но с тех пор как я узнал способ отгонять эти мучительные сны, они уже меня не пугали.
Однако теперь я не мог этого сделать. Я лежал, как покойник, которому не закрыли глаза. Мне казалось, что я сплю. Но спал я или нет, самое страшное было ещё впереди.
Продолжая вглядываться в темноту, я заметил, что количество мерзких животных продолжает быстро расти. Вот они достигли освещённого пространства, и я видел уже их тельца, покрытые бурой шёрсткой. Они заполонили всё кругом. Пол кишел ими, и они колыхались, как волны, гонимые ветром. Отвратительное зрелище!
Крысы подступали всё ближе. Я уже различал их длинные мордочки с серыми щетинистыми усами, их острые зубы, видел их злобные, колючие глазки.
Всё ближе!.. Они взбираются на мешки, они уже шныряют по моему телу… Они гоняются друг за другом в складках моего плаща, они грызут мои сапоги… Ужас! Ужас! Они хотят сожрать меня!..
Их мириады! Они всюду! Мне не видно, что делается справа и слева от меня, но я знаю, что они здесь. Я слышу их пронзительный писк, воздух пропитан запахом этих гнусных тварей. Я задыхаюсь от него. Ужас!.. Ужас!.. "О милосердный Боже, пробуди меня от этого страшного сна!.."
Таковы были мои мысли и чувства в эти минуты. Я прекрасно сознавал всё, что происходило, и потому был уверен, что это сон.
Я делал нечеловеческие усилия, чтобы проснуться, чтобы пошевелить рукой или ногой. Но тщетно: ни один мускул не повиновался мне, каждый нерв моего существа оцепенел. Кровь застыла в жилах.
Мне казалось, что эта пытка длится уже целую вечность. Я леденел при мысли, что они съедят меня живьём. Правда, кровожадные зверьки пока накинулись только на мой плащ и сапоги, но ужас мой не знал пределов. Я ждал, что вот-вот они вопьются мне в горло…
Но что-то отпугивало их от моего лица. Уж не пристальный ли взгляд моих широко открытых глаз? Не это ли удерживало их от нападения? Несомненно! Крысы копошились вокруг меня, взбираясь даже на грудь, но не решаясь приблизиться к моему лицу.
Не знаю, как долго удерживал бы их этот спасительный для меня страх, потому что мучения мои неожиданным образом кончились.
Свеча догорела, огарок с громким шипеньем провалился в горлышко бутылки, и наступила темнота.
Омерзительные животные, испуганные внезапным переходом от света к тьме, со страшным писком бросились врассыпную. Я слышал только торопливый топот лапок по дощатому полу.
Можно было подумать, что именно свет магически действовал на меня и держал в железных тисках кошмара. Как только свеча погасла, ко мне вернулись силы. Вскочив на ноги, я схватил плащ, стал неистово размахивать им вокруг себя и закричал во весь голос.
Я обливался холодным потом и чувствовал, что волосы у меня встали дыбом. Но я всё ещё был уверен, что видел сон. Только когда перепуганный Сэм со свечой в руках явился на мой крик, я по плачевному состоянию своего плаща и сапог убедился в том, что меня в самом деле посетили эти мохнатые гости и что всё это происходило наяву.
Я бросился вон из салона и, завернувшись в плащ, как мог устроился на палубе.
Глава XLIV. "ХОУМА"
Я недолго сидел на пристани. Вскоре до меня донеслось хриплое пыхтенье, вдали показались огни топок, бросавшие на воду багровый отсвет, затем послышалось хлопанье пароходных плиц, бьющих по бурой воде Миссисипи, звон колокола, громкие слова команды, передаваемой от капитана его помощнику, а от него — матросам, и минут через пять пароход "Хоума", идущий с Ред-Ривер, подошёл вплотную к старой "Султанше".
Я взбежал по сходням, бросил на палубу свой багаж, поднялся наверх и уселся под тентом.
Десятиминутная суматоха, тяжёлое топанье ног по сходням и палубе — одни пассажиры спешили сойти на берег, другие торопились на пароход, — пронзительные гудки, грохот огромных поленьев, бросаемых в топку; в промежутке — громкая команда, взрыв раскатистого смеха в ответ на грубую шутку и сдержанный шёпот прощанья… Десять минут шума и суеты, и снова звон большого колокола, возвещающий об отплытии.
Я уселся в кресло возле стойки тента, почти у самого борта. Отсюда видны были сходни, соединявшие пароход с плавучей пристанью, которую я только что покинул.
Рассеянно и равнодушно смотрел я на суматоху внизу. Если я и думал о ком-нибудь, то предмет моих мыслей был не здесь, и самое воспоминание о нём заставляло меня отворачиваться от этих суетящихся людей и устремлять свои взоры на левый берег реки. Быть может, эти мимолётные взгляды сопровождались вздохами, но когда я отводил глаза, мои мысли не останавливались ни на чём определённом, и мелькавшие передо мной люди казались мне тенями.
Вдруг что-то вывело меня из глубокой апатии. Мой взгляд случайно упал на две человеческие фигуры, стоявшие на плавучей пристани, но не вблизи мостков, где фонарь бросал яркий свет на торопливо бегущих пассажиров, а в отдалённом углу, под тентом. Я не различал ни их лиц, ни фигур под чёрными плащами, но по их позам, по тому, что они старались держаться подальше от света, и по их явно взволнованному шёпоту я решил, что это влюблённые. Сердце подсказало мне это заключение, и я уже не искал другого.
"Да, это влюблённые! Счастливые влюблённые! Впрочем, нет, не такие уж счастливые: их ждёт разлука. Очевидно, юноша — начинающий конторщик или торговец — уезжает в город на зимний сезон. Ну так что ж! Весной он вернётся и снова пожмёт эти тонкие пальчики, обнимет этот прелестный стан, повторит те же ласковые слова, которые после долгого молчания прозвучат ещё нежнее… Счастливый юноша! Счастливая девушка! Что значит печаль вашего прощания перед той жестокой разлукой, что выпала на мою долю! Аврора! Аврора!.. О, если бы ты была свободна! Если бы ты была дочерью знатных людей! Не потому, что я любил бы тебя больше — больше, чем я люблю, любить невозможно! — но я мог бы смелее домогаться твоей любви, лелеял бы надежду… А сейчас — увы! — между нами разверзлась бездна, нас разделяет пропасть социального неравенства! Но и она не разъединит наши сердца! Любовь преодолеет всё!.." Ах!..