– Так пойдем туда сейчас! – в восторге подпрыгнула Динка.
– Да нет, – улыбнулся Хохолок. – Туда надо ехать. Это же Пуща-Водица, она под Киевом! Туда надо ехать с утра!
– С утра? Так поедем завтра!
– Но завтра ведь будний день, тебе надо в гимназию, а мне в реальное!
– Чепуха! Я не пойду в гимназию. А ты тоже согнись вот так с утра, как будто у тебя живот болит, а потом мы уедем!
Динка схватилась обеими руками за живот и придала своему лицу такое выражение, как будто у нее внезапно начались колики. Андрей расхохотался, а потом серьезно сказал:
– Нет, притворяться я не буду. Я не люблю вранья! Мой отец никогда не врет, и я никогда не вру.
– Но ведь каждый человек хоть иногда врет, тогда и ты можешь, – попробовала схитрить Динка, но, видя, что брови мальчика нахмурились, замолчала. Потом снова с жаркой мольбой стиснула на груди руки: – Хохолок!.. Знаешь что, Хохолок! Тогда просто скажи своему отцу и своей матери и даже в реальном, что зацвели самые первые мохнатенькие фиолетовые цветы!
– Эти цветы называются "сон", – растроганно сказал Андрейка. – И мы поедем за ними завтра же! Только я никому ничего не скажу, там ведь взрослые люди, они этого не понимают. Мы поедем, и все! – решительно добавил он.
– Конечно. Поедем, и все! Что нам? Сядем да поедем! Где ты скажешь, там мы и вылезем. Может быть, на пруду, а может, на той самой полянке...
Динка шла и болтала. Счастливая его обещанием, она сразу стала такая кроткая и послушная, что Хохолок с удивлением поглядывал на нее сбоку и думал:
"Нескучная девчонка... То такая, то сякая... Поеду уж... Повезу ее..."
И, морща лоб, он заранее придумывал, как оправдает свой пропуск в училище, ведь еще ни разу в жизни без уважительной причины он не пропустил ни одного дня...
Отец Андрея был рабочим в Арсенале. Этот суровый, замкнутый человек редко находил для сына ласковые слова, но зато строго взыскивал с него за малейшую провинность.
– Ты для меня только тогда сын, когда я вижу в тебе честного человека, рабочего.
Андрейка боялся отца, уважал его, но больше любил мать, слабую, болезненную женщину, баловавшую сына потихоньку от отца. У Андрея не было ни сестер, ни братьев, поэтому чужая девочка, так смешно и ласково называвшая его Хохолком, интересовала и располагала его к себе.
"Поеду уж... Будь что будет!" – думал он, слушая ее счастливую болтовню.
Глава 13
В гости к цветам
Утром дул прохладный ветерок. Динка выскочила из дома в одном форменном платьице. За воротами она вытащила из ранца свежий белый передник и, тщательно расправив на плечах крылышки, появилась перед Андрейкой.
– Зачем ты белый передник надела? – удивился мальчик, торопясь к остановке трамвая.
– Ничего. Пускай... – неопределенно махнув рукой, ответила Динка и, пригладив растрепавшиеся волосы, улыбнулась: – Ведь мы же в гости едем...
Чисто вымытое лицо ее лоснилось и блестело, как будто она яростно терла его мочалкой, и даже глаза казались промытыми горячей водой с мылом – такие чистые, синие, счастливые глаза были у Динки, что Андрей не хотел даже думать, что его ожидает за эту самовольную поездку.
В трамвае, пока проезжали по городским улицам, оба чувствовали себя неспокойно. На остановках все время вскакивали учащиеся, и гимназистки удивленно поглядывали на маленькую ученицу в пышном белом фартуке. Куда это она так разоделась? Экзаменов у нее нет, отпускать на лето малышей еще рано... Андрей тоже с опаской поглядывал на дверь. Усевшись с Динкой около окна, он шепотом сообщал ей название улиц, по которым они проезжали. А когда трамвай выбрался за город и покатил по лесной дороге, Динка забыла все свои страхи и прильнула к окну.
– Смотри, смотри, – говорила она, боясь показывать пальцем, – вот уже лес! А вот и солнечные зайчики! Вон прыгают по земле, под елкой! Сейчас солнышко поднимется, и станет совсем тепло! Вот уже поднимается! Посмотри, какое горячее стекло стало. Потрогай!
Хохолок потрогал стекло, оно было совсем не горячее. Динке хотелось тепла, нос у нее покраснел и щеки покрылись мурашками. Забеспокоившись, она шепотом попросила:
– Дай мне носовой платочек.
Андрейка ощупал карманы.
– Где-то мать клала... – сказал он.
– Надо самому о себе заботиться. Как вот я теперь буду? – заворчала было Динка, но чистый, сложенный вчетверо платок неожиданно нашелся.
– Бери насовсем, – великодушно сказал Андрейка.
Но Динка вытерла нос и сунула ему платок обратно.
– Потом опять дашь, если надо будет, – рассеянно сказала она, снова прилипая к окошку.
Весеннее солнце понемногу начинало согревать землю. Дорога сворачивала то вправо, то влево. В глубине распушившегося зелеными почками леса празднично белели нарядные березки с молодыми, только что вылупившимися листочками, кое-где виднелись редкие, заколоченные на зиму дачи.
– Скучают... – с сочувствием говорила Динка. – А скоро, скоро сюда уже приедут люди, залают собаки, замяукают кошки... И начнется хорошая-хорошая жизнь! С собаками, с кошками, с птичками и в самом лесу! – весело говорила Динка.
Солнце поднялось выше, оконное стекло действительно потеплело, трамвай остановился на конечной остановке.
– Пошли! – бодро сказал Андрейка и, соскочив со ступенек, быстро зашагал лесной просекой.
Динка, уцепившись за карман его курточки и не попадая с ним в ногу, побежала рядом.
– Мы идем прямо туда, к нашей полянке? – озабоченно спросила она.
– Ну конечно! К пруду, к поляне. Тут недалеко! – "А вдруг все цветы кто-нибудь оборвал? Что я ей тогда скажу? Еще заплачет", – тревожно думал Андрей и, не считаясь с мелкими шажками своей спутницы, почти бежал вперед.
И вдруг Динка вскрикнула:
– Вот она! Вот она!
Из-за деревьев как-то неожиданно вдруг выступила лесная поляна, сплошь покрытая мохнатыми фиолетовыми цветами. Их было так много, что в глазах Динки и небо и земля – все слилось в одно теплое фиолетовое, полыхающее от ветерка пламя... За поляной ярко зеленела покрытая ряской вода, у берегов шелестели сухие прошлогодние камыши с коричневыми набалдашниками.
Динка бросилась к цветам, раскинула руки:
– Здравствуйте, здравствуйте! Мохнатенькие, пушистые! Мы к вам в гости приехали!