Кюрман. Чай.
Антуанета. Из пустой чашки.
Пауза.
Кюрман. Почему она плачет?
Зажигается лампа дневного света.
Регистратор. В первой редакции она не плакала, потому что вы, господин Кюрман, кричали. В первой редакции… А сейчас она плачет — оба супруга одновременно не могут быть на высоте. На этот раз преимущество за вами.
Лампа дневного света гаснет.
Антуанета. И все это я должна терпеть! Гнусно! (Кричит.) Гнусно! И еще раз гнусно!..
Кюрман. Что именно?
Антуанета. Почему ты сдерживаешься?
Кюрман (помешивает ложечкой в пустой чашке). Теперь, Антуанета, ты действительно ведешь себя так, будто я дал тебе пощечину. (Регистратору.) Скажите, я дал ей пощечину?
Регистратор. Нет.
Кюрман. Отметьте это.
Зажигается лампа дневного света, регистратор записывает в досье, потом лампа гаснет.
Я волновался. Работал. Читал верстку. Звонил. В два часа ночи. Шнейдеры уже спали. А "они" — Шнейдеры так и сказали, — "они" уже ушли.
Антуанета (вынимает что-то из сумочки). Вот мои часы.
Кюрман подходит к столу и наливает себе чаю.
Могу тебе сказать только одно: ты ошибаешься.
Кюрман. Тогда хорошо.
Антуанета. Не нахожу в этом ничего хорошего, Ганнес, это просто немыслимо… Такой человек, как ты, интеллигентный, да еще в твои годы — я хочу сказать, с твоим жизненным опытом… А в голове у тебя один вопрос спала ли я с кем-нибудь или нет. Неужели тебя больше ничего не интересует на этом свете? (Поднимается.) Предположим, я спала этой ночью с кем-то; предположим, это случалось каждый раз, когда ты подозревал… Ну и что? Я спрашиваю — ну и что? Неужели от этого погибнет вселенная?
Кюрман. Перестань городить чушь.
Антуанета. Да, я спала с любовником.
Пауза.
Кюрман. Хочешь еще чаю?
Антуанета (берет сумочку). Пойду переоденусь.
Кюрман. Иди.
Антуанета. Обедать я буду в ресторане. (Уходит.)
Регистратор. Ну вот, теперь вы знаете правду.
Зажигается лампа дневного света.
И вы не кричали, господин Кюрман, совсем нет. И не дали пощечину, хотя Антуанета этого ждала. Клавесин тоже остался цел. Вы вели себя, как человек с жизненным опытом. Как рыцарь без страха и упрека.
Кюрман. А что это дает?
Регистратор. Вы вели себя безупречно.
Кюрман. Суть дела от этого не изменилась.
Регистратор. Зато вы ощущаете свое превосходство.
Кюрман швыряет чашку о книжные полки.
Что за этим последует, вам известно…
Кюрман. Она с ним обедала. Не захотела сказать, как его зовут. Меня, мол, это не касается. Через месяц они укатили в Сицилию.
Регистратор. В Сардинию.
Телефонный звонок.
Разве вы не подойдете к телефону?
Кюрман. Нет.
Телефон продолжает звонить.
Все равно на том конце провода дадут отбой.
Регистратор. Откуда такая осведомленность?
Кюрман. Стоит ему услышать мой голос — и он сразу кладет трубку. Старые штучки. Меня больше не проведешь.
Входит Антуанета, в пальто.
Антуанета. Ганнес, я ухожу.
Кюрман. Куда?
Антуанета. В город.
Кюрман. В город…
Антуанета. Я ведь тебе сказала, что обедаю в ресторане. Потом пойду в библиотеку. Вечером буду дома. (Надевает перчатки.)
Пауза.
Регистратор. Здесь, на этом самом месте, вы пространно извинялись и за пощечину, и за клавесин, и за все вообще. Но теперь это излишне…
Пауза. Антуанета продолжает надевать перчатки.
Кюрман. Позволь спросить — как его зовут?
Антуанета. Ради бога, оставь меня в покое. Вот все, что я могу тебе сказать. Не вмешивайся в мои дела. (Берет сумочку.) А если у нас с тобой что-нибудь изменится, я сама тебе сообщу. (Уходит.)
Регистратор. Другого нельзя было и ожидать!
Кюрман. Дальше!
Регистратор. Пощечину вы не дали, но она все равно не скажет. Словом, несмотря на ваше рыцарство, ничего, по существу, не изменилось. Зато вы чувствуете себя лучше, чем в первой редакции: на этот раз вам нечего стыдиться.
Кюрман. Дальше!
Регистратор. Разве вам не лучше?
Входит Xубалeк с письмами.
Кюрман. Спасибо, госпожа Хубалек, спасибо.
Хубалек убирает посуду.
Регистратор. Это произошло неделю спустя. Пришло письмо, адресованное Антуанете, и вы его вскрыли, чтобы быть в курсе дела. Помните? После этого она велела писать ей до востребования.
Кюрман (рассматривает конверт). Госпожа Хубалек!
Регистратор. С этого все и началось. Вы вели себя недостойно.
Кюрман. Это письмо не мне, а жене. (Отдает письмо Хубалек, и та уходит.)
Регистратор. Видите — вы можете держать себя совсем иначе.
Кюрман. Дальше!
Регистратор. Сейчас вы рыцарь без страха и упрека.
Кюрман. А что произойдет через месяц?
Регистратор. Антуанета будет вам благодарна. Антуанета будет вас уважать. Правда, она, вероятно, все же велит писать ей до востребования, но уже не из чувства недоверия, а из чувства такта.
Кюрман. Я спрашиваю — что произойдет через месяц?
Регистратор. Лето тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. (Читает досье.) "Конрад Аденауэр впервые заговорил о своей отставке…".
Кюрман. Что произошло с нами? Меня интересует, что произошло с нами?
Регистратор. Вы все еще живете вместе.
Входит Антуанета, она в пальто, в руках у нее небольшой чемоданчик. Она ставит чемоданчик и надевает перчатки. Лампа дневного света гаснет.
Антуанета. Ганнес, мне пора.
Кюрман. Ничего не забыла?
Антуанета. Через неделю я вернусь.
Кюрман. Паспорт с тобой?
Антуанета. Не позже, чем через неделю. (Роется в сумочке — не забыла ли паспорт.)
Кюрман. Будьте осторожны в дороге. Я прочел сводку погоды — Готтард открыт, но из Италии сообщают о наводнениях, особенно у Виа Аурелиа.
Антуанета. Мы летим.
Кюрман. Неужели? А ведь раньше…
Регистратор. Очевидно, перемена.
Антуанета. Передумали — на этот раз мы летим.
Кюрман. Тогда можно не беспокоиться.
Антуанета. У Эгона всего неделя свободная.
Пауза.
Кюрман. Что делать с почтой на твое имя?
Антуанета. Деньги на хозяйство я дала Хубалек.
Кюрман. Когда улетает ваш самолет?
Антуанета. В час дня.
Кюрман смотрит на свои часы.
Письма можешь мне не пересылать. Ничего срочного я не жду и через неделю уже вернусь. В понедельник или во вторник, Ганнес, самое позднее… (Пауза.) Что ты делаешь?
Кюрман. Читаю верстку…
Антуанета опять берет свой чемоданчик.
У тебя много времени, Антуанета, уйма времени. До аэропорта — минут сорок, не больше. А сейчас только десять. Даже еще нет десяти. (Регистратору.) Почему она нервничает?