Когда дождь перестал, он увидел: из пещеры вышел Боярченко, вырезал зачем-то большую палку и вернулся назад.
Солнечные блики весело играли на кустах шиповника. Влажные ветви хлестнули Васю по лицу. Он приблизился к пещере и, заглянув туда, замер: Андрейка и Федя усердно копали землю, при входе в пещеру лежали их ранцы, а сверху на одном из них он увидел бинокль — настоящий, военный, правда, поржавевший.
"Только посмотрим и вернемся"
— Это обыкновенный камень, — сказал Андрейка. — Большущий.
— А по-моему, железо, — высказал предположение Федя. Кепка его еле держалась на макушке, клок волос прилип к мокрому лбу, Федя досадливо отбросил волосы со лба и показал Андрейке выщербленный кончик ножа.
— Видишь, и нож не берет.
— Выбрось его. Им только сыр резать.
— А твой лучше?
— Само собой.
— Само собой, — с досадой передразнил Федя. — Хвастаешь, а нож то Силы Саввича…
Разговаривая, товарищи продолжали вместе, бок о бок, углублять яму, старательно очищали ее от камней и каких-то черепков. Работа подвигалась медленно. На дне ямы мальчики обнаружили большой камень. Такие же камни были разбросаны по всей Сахновщине, они представляли собой не слишком толстые беловатые плиты, ими был уложен и весь берег Десны по эту сторону. Камень в пещере мог лежать очень давно, может быть, с тех пор, как стоит земля, или его кто-нибудь сюда положил нарочно и присыпал землей, а спустя несколько лет это место заросло травой и стало почти неприметным.
Необходимо было немедленно выяснить: каким образом попал сюда этот камень? Но как это выяснить? На нем ничего не написано. Что же делать? Как поступить? Что если попытаться поднять или хотя бы сдвинуть камень в сторону? Если под камнем ничего не будет, значит, попал он сюда естественно, а бинокль — случайно.
Не сговариваясь, товарищи подвинули свои палки под камень, и, поднатужившись, попытались приподнять его.
Едва сдвинувшись с места, он приоткрыл темную щель. Тогда Седых подвинул палку под камень еще глубже, то же самое сделал и Боярченко.
— Взяли! Р-раз! — Андрейка что есть силы нажал на конец палки.
Им удалось приподнять камень, оказавшийся толстой плитой. Еще шире открылась черная пасть подземелья.
— Поднимай! Сильнее! — кряхтел Федя, что есть мочи упираясь в землю ногами и поднимая конец палки, которая так выгнулась, что вот-вот могла сломаться. Андрейка, сопя, касаясь своим плечом плеча товарища, прижимал палку почти до земли: каменная плита подымалась всё выше и выше.
— Стоп!.. — выдохнул он всей грудью. — Подпирай, подпирай. Та-ак!..
Федя выполнил требование Андрейки и устало опустил руки. Плита была небольшой, около метра по диаметру; может быть, она бы и не была такой тяжелой, но вокруг успели прорости какие-то корни, они, видимо, и удерживали ее. Теперь бахрома белых корешков безжизненно свисала по краям плиты, которая стояла наклонно — ее прочно удерживала Федина палка.
Открылся неширокий, круглый, словно люк в самолете, ход куда-то под землю, под лесной безымянный пригорок, протянувшийся к самой реке.
Тяжело дыша, товарищи заглянули в подземный провал: глубоко ли? Но там было темно, и они ничего не увидели.
Седых вопросительно взглянул на покрасневшее потное лицо товарища: "Полезем?". Тот молча, взглядом ответил: "Да!".
Андрейка Седых хотел этого и не хотел. Он предпочитал отложить разведку подземелья до утра. Теперь уж как никак почти вечер, пройдет еще час, самое большее два — и в лесу станет совсем темно. "Утро же вечера мудренее", — как часто говорит дед Сила. И, действительно, кто знает, как долго придется разведывать внезапно открытый подземный ход. Если дело затянется, наступит ночь, как потом возвращаться домой? Ведь дано слово — прийти засветло. Лучше бы начать разведку завтра: Но Федя ни на что не обращал внимания. Скоро ночь? Подумаешь! Что они не знают дороги в Веселый Подол? Завяжи Феде глаза, он всё равно дойдет. На все доводы Седых он отвечал:
— Мы только взглянем — и назад… Только взглянем, ну, хоть бы одним глазом.
Федя не мог представить себе, как он будет ожидать утра, ничего не зная о подземельи. Если бы впереди был день, тогда можно было бы чем-нибудь заняться, а ночью лежи и думай. Он ни за что не заснет и не успокоится. И, кроме того, кто знает, как всё обернется дома? Если домашние что-либо заметят, всё может случиться. Будут удерживать, расспрашивать, что да как. Если же он расскажет, что собирается в лес на разведку, будет еще хуже: его просто не пустят.
Федя торопил Андрейку, уговаривал, просил, и тот, наконец, сдался.
— Только посмотрим, — сказал Седых. Впрочем слова эти больше были сказаны для очистки собственной совести, чем для Феди Боярченко.
— Ладно. — Федя готов был на всё.
— Пройдем и сразу назад… А завтра вернемся и всё рассмотрим, как следует.
Только с таким условием Седых согласился немедленно спуститься в подземелье. Он считал, что открытие от них не уйдет и хотел тщательно подготовиться к осмотру подземного хода. Он намеревался взять с собой компас, хороший кусок веревки, на всякий случай лопату и главное — предупредить деда Силу. Пусть не волнуется. Андрейка очень жалел своего деда и не мог допустить, чтобы он из-за него беспокоился. Мать тоже должна знать, где он будет.
Так считал Седых, и, может быть, он бы так и поступил, хотя, конечно, и ему не терпелось скорее узнать, что собой представляет открывшийся подземный ход. Но когда Федя, не желая даже оглядеться как следует, заторопился, Андрейка осек его:
— Успеешь. Давай сначала осмотримся…
В этот момент в кустах, близко подступавших к пещере, что-то зашелестело. Товарищи подозрительно взглянули на зашатавшиеся ветви шиповника, на облетевшие несколько листочков, плавно опустившихся на влажную землю, но, ничего не обнаружив, успокоились. Ясно: это был ветер.
Здесь кто-то есть
— Надо подтянуться.
— Что подтягивать?
— Ранец у тебя раскрылся. Вывалится что-нибудь.
Федя досадливо отмахнулся, однако снял с плеча ранец и затянул его на все пряжки.
— Всё теперь?
— Так… А рубашка?
— Ох, и нудный же ты. — Вспылил Федя, но рубашку застегнул тоже на все до единой пуговицы. Он знал: с Андрейкой лучше не спорить, он свое докажет.