Но вот наступили и "Риздвяни святкы".
Ежедневно в замок являлись то колядники со звездою, то бурсаки с "вертепом" , то казаки с поздравительными "виршамы" и "орациямы", — на короткое время все дела и заботы политические были оставлены, — все поглотили Рождественские празднества и пиры. Бурное веселье, охватившее всю чигиринскую молодежь, навеяло на Мазепу еще большее сознание своего одиночества и желание перекинуться хоть словом с дорогой девушкой. Однажды, в ясный морозный день, он велел позвать к себе Остапа. Бодрый, веселый и счастливый казак, разодетый теперь в дорогую форму надворной гетманской команды, не замедлил явиться на зов своего патрона.
— 3 Риздвом светлым, ясный пане! — приветствовал он Мазепу, остановившись на пороге.
— Здоров, здоров, — отвечал приветливо Мазепа, — а иди-ка сюда, садись за стол, разопьем по келеху меду да закусим колбасой.
Слегка смущенный таким лестным приглашением, но и польщенный высокой лаской столь важной особы, какой являлся теперь Мазепа, Остап подошел к столу и занял указанное место.
— Ну, что, наш бунчуковый товарищ, доволен ли ты своей службой? — заговорил ласково Мазепа, наполняя кубок Остапа.
— Гм, еще бы... как не доволен! Доволен, — усмехнулся Остап, — до смерти вашей ласки не забуду... Вот, чтобы не сказали... хоть с кручи в воду... хоть голову в аркан... Так доволен, как сатана своим пеклом!
Мазепа улыбнулся такому оригинальному сравнению и продолжал дальше.
— Ну, а как ты думаешь, друже, отец Григорий отдал бы теперь Орысю за тебя?
—— Ге, не отдал бы! Да теперь он и сам просить будет... Сотенный бунчуковый! "Не абыщо!" Да если б он и не отдал, то Орыся мне слово дала, что и убежит со мной! Козырь-дивка! — тряхнул головою Остап и даже покраснел от удовольствия, вспомнив свою девчину.
— Так что же ты таишься, казаче, — продолжал с лукавой улыбкой Мазепа, — мясоед-то в этот год короткий, — вон, пан Кочубей боится и день пропустить.
— Хе! — вздохнул Остап. — Добро ему, когда у него и поп, и невеста под боком, а тут, как говорят, и рада бы душа в рай, да грехи не пускают...
— Так если бы того... если бы и тебе здесь и поп, и невеста, так и ты, может быть, "одружытыся" бы захотел? — гай, гай, казаче, — произнес серьезно Мазепа, придавая своему голосу укоризненный тон. — Есть у тебя бунчук, а тебе еще и жинка понадобилась... Не будет, вижу, из тебя добра.
— Да что же, пане генеральный, живой про живое думает, — потупился Остап, — про то сам я знаю, что теперь нельзя отлучаться, ну, я молчу.
Он вздохнул и действительно замолчал. В комнате водворилось молчание. Мазепа выдержал паузу и затем произнес с лукавой улыбкой:
— А что, если бы я тебе выхлопотал отпуск, а? Поехал бы в степь на хутор к Сычу?
— Да что вы, жартуєте, пане, или вправду? — вскрикнул Остап, вскакивая так порывисто с места, что кубки, жбан и миска, все зашаталось на столе.
— Стой, стой, божевильный! Перекинешь мне все! — закричал Мазепа, подхватывая со смехом посуду, но Остап не слыхал этого крика.
— Жартуєте или вправду? — повторял он в восторге. — Да если только правда, так мы вам с Орысей всю жизнь... Ей-Богу, не знаю что!.. Только все... все, что захотите...
— Постой, постой, успокойся и садись тут, — остановил его Мазепа, — не жартую я, а говорю правду. Я для тебя постараюсь выхлопотать у гетмана отпуск, ты поедешь на хутор к Сычу, заберешь оттуда Орысю и отца Григория; переправишься с ними на правый берег, — теперь уже можешь ехать беспечно. Татаре не скоро из Крыма возвратятся — и если захочешь, можешь покрыть своей любой голову вот этим корабликом!
— С этими словами Мазепа достал приготовленный им прекрасный алый бархатный кораблик, расшитый золотом, и передал его Остапу.
— Ox, Господи!.. Так значит правда... не жарт? Всю жизнь... всю жизнь не забуду этой ласки, — повторял растерянный от неожиданности и радости Остап.
— Ты подожди благодарить, — перебил его Мазепа, — за это и ты должен мне отплатить услугой.,
— Хоть на "шыбеныцю"! — вскрикнул восторженно казак.
— Зачем так высоко, — усмехнулся Мазепа, — моя услуга поменьше: ты должен будешь передать Галине "дарункы", которые я ей через тебя пошлю, расскажешь все, что творилось здесь, и передашь ей "лыст" мой... Читать ты умеешь?
Последний вопрос привел казака в некоторое замешательство.
— Гм, — произнес он с расстановкой, почесывая в затылке и опуская глаза, — "часословець" читал когда-то у дьяка, а письма не пробовал как-то, — и, вздохнувши глубоко, Остап выговорил одним духом: — "Мабуть, не разберу"!
— Ну, пане бунчужный, видно, мало на тебя дьяк лозы поломал! Впрочем, не беда, — есть там о.Григорий, он прочитает. Так готовься к отъезду, а я улучу минуту и попрошу гетмана, чтоб дозволил тебе отлучиться для свадьбы.
На том и решили. Мазепа приготовил письмо Галине, приготовил и множество драгоценных подарков и ей, и всем хуторским обывателям. Между других подарков он вложил Галине и хорошенькое "венецийское" зеркало и прелестный золотой перстень с дорогим диамантом, который он обещал переменить вскоре на гладенький.
Оставалось только выждать подходящую минуту, для того чтобы испросить разрешение на отпуск Остапу.
Между тем близился уже день, в который назначена была рада в Чигирине.
Несколько раз совещался тайно гетман с Богуном, с митрополитом Тукальским и с Мазепой и, к своему удовольствию, Мазепа замечал, что увещания его повлияли на гетмана так, что благородный порыв его уступить Бруховецкому даже свою булаву, под влиянием его резонов и слов, начинал понемногу утихать. Наконец, наступил и торжественный день рады. Еще с самого полудня в Чигирин начали стекаться прибывшие отовсюду казаки, духовенство и даже приглашенные для этого случая почтеннейшие горожане. Во дворце Чигиринском все находилось в величайшем волнении. То же волнение испытывал и Мазепа.
Наступили ранние зимние сумерки. На раду еще было рано отправляться, а между тем Мазепа уже не мог ничего делать от какого-то тревожного чувства, охватившего его. Тревожно шагал он по своей комнате, то покручивая усы, то подходя к окну и смотря задумчиво на беспрерывно въезжавших во двор всадников, когда у дверей его комнаты раздался легкий стук, и в светлицу вошел сияющий счастьем молодой Кочубей, который тоже получил за последнее время повышение и переведен был из младшего в старшего подписка генеральной канцелярии.