Больше всех в 6 "А" повезло Генке Сребницкому. У них на квартире остановился приехавший с цирком укротитель тигров и медведей.
На второй день, когда дядя Гриша — так звали укротителя — собирался в цирк, Генка подошел к нему и несмело попросил: "Возьмите и меня…". Дядя Гриша, невысокий, худощавый, с седыми висками, стоял у зеркала, старательно завязывал синий в белый горошек галстук и ничего не отвечал. Мальчик терпеливо ожидал, не двигаясь с места.
— А как же уроки? — вдруг спросил дядя Гриша.
Генка с достоинством ответил:
— Уроки я делаю всегда.
— Однако давай договоримся, чтобы потом не было недоразумений: сначала — уроки, а потом, если тебе разрешат, — пожалуйста.
Мама, конечно, не хотела отпускать Генку. Она так и сказала: "Ни за что". Но Генка дал ей честное пионерское, что к клеткам не подойдет и будет смотреть на зверей только издали. Одним словом, мама разрешила Генке пойти в цирк.
И вот он в цирке… Дядя Гриша, взяв с собой пружинистый хлыст, открыл высокую, составленную из железных прутьев, дверь в огромную клетку. Один знак рукой — и через несколько мгновений три тигра один за другим откуда-то из глубины цирка вбежали в клетку. Генка никогда не видел живых тигров и, холодея от ужаса, закрыл глаза рукой.
— Мальчик, ты что здесь делаешь?..
Обернувшись, Генка увидел странного человека — приземистого, толстого, почти одинакового в ширину и высоту. Круглое лицо его выражало любопытство. В руках он держал увесистую суковатую палку. Генка невольно попятился.
— Я не один пришел… Я с дядей Гришей.
— С Григорием Захаровичем?! Тогда будем знакомы. Николай Ананьевич Крысюков. Запомнил? А ты кто?
— Я? Геннадий Сребницкий. Гена. — И, подумав, что сказанного для первого знакомства недостаточно, добавил: — Ученик 6 "А", из двенадцатой школы.
— Понятно. Ну, как, нравится у нас? — Крысюков дружелюбно похлопал мальчика по плечу.
— Да, очень!
Генка удивленно посмотрел в невыразительные с красными жилками на желтоватых белках глаза Крысюкова. Но Крысюков больше ничего не сказал и, словно бочонок, покатился на своих коротких ногах в другой конец арены. Генка тут же забыл о Крысюкове. С жадным любопытством он разглядывал тигров. Под светом юпитеров шкура их блестела темной медью. Один тигр делал стойку. Другие два лежали в стороне, выгнув могучие спины. Укротитель поднял руку с хлыстом и не громко, но настойчиво сказал "ап". Тигр вскочил на тяжелую круглую тумбу. Вытянув лапы, он положил на них большую, почти квадратную голову, широко раскрыл пасть, в которой легко поместился бы целый арбуз. Глаза его отливали холодным зеленым светом.
Тигр не хотел делать стойки и угрожающе рычал. Тогда дядя Гриша подошел ближе и коснулся своим хлыстом широкой сильной спины зверя. Тигр вскочил, хищно оскалил большие желтые зубы. Но стойки не сделал. Укротитель не отошел от него, снова провел хлыстом по блестящей спине зверя. Так повторялось несколько раз, пока тигр не встал на задние лапы.
Генка удивлялся силе и выдержке укротителя. Мальчик невольно позавидовал ему и вспомнил, как не раз и отец и мать говорили: "Без терпения узелка не завяжешь".
Вокруг клеток ходили какие-то люди, внимательно следили за происходящим на манеже. Генка заметил среди них и Крысюкова. Его, одного из всех, казалось, ничто не интересовало, он стоял вполуоборот к клетке и жевал что-то с безразличным видом.
Генка боялся за дядю Гришу: уж очень страшными были тигры. Но вот, наконец, дядя Гриша что-то сказал, и звери стремительно один за другим умчались с манежа по зарешеченному ходу.
Минуту спустя появились бурые медведи. Один из них тяжело и неуклюже кувыркался, другой, запрокинув голову, пытался выпить молоко из бутылки. Это ему никак не удавалось, он сердился, белые струйки стекали по бурой клочковатой шубе, пока, наконец, с помощью укротителя он не опрокинул бутылку к себе в пасть.
Дрессировка закончилась. Люди, стоявшие вокруг манежа, начали разбирать клетку. Дядя Гриша, вынув платок, старательно вытер лицо, ставшее влажным…
— Пойдем со мной — сказал он Генке.
За манежем слышались тяжелая возня и приглушенный рев. И здесь в одной из клеток Генка увидел медвежонка.
— Миша! — позвал укротитель.
Медвежонок поднялся на задние лапы и подошел ближе. Дядя Гриша почесал у него за ухом.
— Гостинца? Ну, бери.
В раскрытую пасть полетели один за другим два пряника. Зверь замотал головой.
— Хватит. Уже нет.
— У меня есть, — шепнул Генка.
— Дай… только осторожно.
Мальчик достал конфеты и дрожащей рукой положил их в протянутую лапу. Миша принял подарок и трижды наклонил голову.
— Благодарит, — объяснил укротитель.
Разумеется, Генке больше всего понравился медвежонок.
На следующий день Сребницкий рассказал в классе обо всем, что видел. Многие откровенно завидовали ему и просили, если можно, взять и их в цирк.
— Что вы! — удивился Генка. — Нельзя всем. Вот когда открытие будет — пожалуйста.
— Мы тогда и без тебя пойдем, — сказал Генкин друг Коля Щеголь…
Почти каждый день Генка бывал в цирке. Проходил он прямо к медвежонку. Миша сразу же узнавал его, подбегал к краю клетки и, высунув морду, тянулся к нему.
— Миша! Стойку! — кричал Генка и делал несколько шагов вдоль клетки. Переваливаясь с ноги на ногу, медвежонок шел за ним, поворачивая чуть-чуть набок голову, и глаза его, маленькие, хитрые, светились, как два уголька. Генка радостно смеялся и угощал "артиста" конфетами и пряниками…
Мальчик заметил: как только появлялся Крысюков, Миша забивался в дальний угол клетки и не выходил оттуда, пока "бочонок", — так Генка назвал Крысюкова, — не уходил. Однажды медвежонок не отошел, и "бочонок" ударил его палкой по лапе. Генка искал в это время конфеты в сумке и видел только мелькнувшую палку и слышал жалобный рев зверя. В первое мгновение мальчик не понял, что произошло, но когда палка поднялась еще раз, он схватил Крысюкова за руку.
— Не надо! — вскричал Генка и встретился со взглядом Крысюкова, полным холодного любопытства.
— Почему? Тебе жалко?
— Не надо! — упрямо повторил Генка и с такой силой потянул к себе палку, что Крысюков выпустил ее.
— Да ты сильный… ну, ладно, отдай.