Квартеронка

Страница 92 из 97

Томас Майн Рид

Я спустился вниз по стволу дерева и, наклонившись, выглянул из-под завесы свисающего мха. Отсюда мне было видно всё озеро. Я хорошо различал людей в пироге и яликах, как они гребли и жестикулировали.

Дойдя примерно до середины озера, они бросили вёсла и принялись совещаться. Немного погодя они разбились на группы и стали объезжать дерево, как видно, решив нас окружить.

Задуманный манёвр был выполнен в несколько минут, и теперь лодки со всех сторон приближались к нам, пока не очутились среди низко склонившихся к воде ветвей болотного кипариса. Торжествующий крик оповестил о том, что убежище наше обнаружено, и сквозь фестоны испанского мха я увидел насторожённые лица.

Нас заметили; заметили пирогу и стоящих у её носа Габриэля и меня.

— Сдавайтесь! — раздался чей-то повелительный голос. — А станете сопротивляться — пеняйте на себя!

Но, несмотря на предложение сдаться, лодки не трогались с места. Сидевшие в них знали, что я ношу при себе пистолеты и умею ими пользоваться — они имели случай убедиться в этом, — и, боясь, как бы я снова не пустил в ход оружие, они не слишком спешили подойти.

Но страхи их были напрасны — я и не думал стрелять. Пытаться оказать сопротивление двум десяткам хорошо вооружённых людей, — а в лодках сидело никак не меньше, — было бы чистейшим безумием. Я и не помышлял о том. Однако, решись я на такой шаг, не сомневаюсь, что Габриэль дрался бы бок о бок со мной до последнего. Смелый темнокожий, отвагу которого удесятеряла весть о грозящей ему каре, сам предложил дать бой. Но смелость его граничила с безумием, и я молил его не сопротивляться, потому что его наверняка уложат на месте.

Я не собирался пускать в ход оружие, но медлил с ответом.

— Мы хорошо вооружены, — продолжал парламентёр, по-видимому, пользовавшийся авторитетом у остальных. — Сопротивляться бессмысленно, лучше вам сразу сдаться…

— Что с ними долго разговаривать! — прервал его другой грубый голос.

— Подпалим дерево и выкурим их оттуда. Мох сразу же вспыхнет!

Я узнал этот голос. Бесчеловечное предложение исходило от бандита Ларкина.

— Я и не собираюсь сопротивляться, — ответил я их предводителю, — и готов следовать за вами. Никакого преступления я не совершил. За свои поступки я готов ответить перед законом.

— Вы ответите н а м! — рявкнул кто-то с другой лодки. — Мы здесь закон!

В его словах прозвучала скрытая угроза, которая заставила меня насторожиться, но наши переговоры на этом закончились. Ялики и челны устремились к дереву. Я увидел направленный на меня десяток винчестеров и пистолетов, и десяток голосов хором скомандовал нам сесть в лодки.

По свирепому и решительному виду этих грубых людей я понял, что нам не остаётся ничего другого, как покориться или умереть.

Я отвернулся, чтобы попрощаться с Авророй: она выбралась из дупла и, рыдая, стояла подле меня.

Воспользовавшись этим, несколько человек влезли на дерево, набросились на меня сзади, скрутили мне руки за спиной и крепко связали.

Я едва успел сказать последнее прости Авроре, которая уже не плакала, а взирала на суетившихся вокруг меня людей с нескрываемым презрением. А когда меня втолкнули в лодку, смелая девушка крикнула дрожащим от негодования голосом:

— Трусы! Жалкие трусы! Ни один из вас не осмелился встретиться с ним в открытом бою! Ни один! — И в этих словах прозвучало всё благородство её души.

Этот порыв моей невесты восхитил меня, он явился лучшим доказательством её любви. Я восторгался ею и с наслаждением выразил бы ей свой восторг, если бы моя стража, явно пристыжённая словами Авроры, не поспешила отчалить. В следующую секунду пирога, в которую меня поместили, вылетела из-под низко нависших ветвей и заскользила по озеру.

Глава LXXVI. СТРАШНАЯ УЧАСТЬ

Аврору я больше не видел. Не видел и беглого темнокожего. Но из разговоров сопровождавших меня людей я понял, что обоих должны были увезти в одной из оставшихся лодок и что высадят их где-то в другом месте. Понял я также, что несчастного темнокожего ждало страшное наказание, которого он так боялся: ему отрубят правую руку!

Как ни горько мне было это узнать, ещё тяжелее было выслушивать их грубые шутки. Я даже не могу повторить те оскорбления, которыми они осыпали меня и мою возлюбленную.

Но я не пытался защищать ни её, ни себя. Я не отвечал им. Я сидел молча, устремив мрачный взгляд на воду, и почувствовал даже какое-то облегчение, когда пирога снова поплыла среди поднимавшихся из воды стволов кипарисов и тёмная тень их скрыла моё лицо от посторонних взглядов. Меня везли к поваленному дереву.

Подъезжая, я увидел на берегу толпу людей и среди них свирепого Рафьена с обмотанной кровавой тряпкой рукой, висевшей на перевязи, которой служил красный шейный платок. Как ни в чём не бывало стоял он вместе с остальными.

"Слава Богу, я не убил его! — мысленно воскликнул я. — Хоть за это не придётся быть в ответе!"

К тому времени подоспели остальные ялики и пироги, за исключением лодки с беглым темнокожим и Авророй, и все высадились. На берегу собралось человек тридцать или сорок взрослых мужчин и подростков. Большинство были вооружены пистолетами или винчестерами и на фоне тёмной зелени леса представляли довольно живописную группу. Но в ту минуту я не склонен был любоваться картинами такого рода.

Меня высадили и под надзором двух вооружённых конвоиров, из которых один шагал впереди, а другой — сзади, повели куда-то. Толпа повалила за нами; кто забежал вперёд, кто отстал, а мальчишки и кое-кто из мужчин шли рядом и глумились надо мной.

Я не стерпел бы подобного издевательства, но понимал, что, дав волю своему гневу, ничего этим не достигну, разве только доставлю лишнее удовольствие моим мучителям. Поэтому я упорно молчал и старался глядеть в сторону или в землю.

Мы шли быстро, насколько позволял густой кустарник, через который приходилось продираться окружавшей меня толпе, и я был рад этому. Я полагал, что меня ведут к какому-нибудь должностному лицу или мировому судье, как их здесь обычно называют. Во всяком случае, под стражей закона и его блюстителей я буду ограждён от издевательств и оскорблений, которые градом сыпались на меня со всех сторон. Единственное, чего мне не пришлось испытать, — это побоев, хотя среди моего эскорта находились и такие, которые не прочь были бы пустить в ход кулаки.