– Да там кастрюли... Они утопились на самое дно. Я чистила, чистила, а теперь Катя меня ругать будет. Пойдем, вытащи... Ты потом опять ляжешь! – торопливо сказала Динка.
Никич, кряхтя, поднялся с нар.
– Сгонишь ты меня на тот свет, дурочка эдакая суматошная! – говорил он, выходя из палатки.
– Никич! Бочка под террасой. Там три кастрюли... Ты вытащи и отнеси в кухню. А я заговорю Катю, чтобы она не видела.
Динка бросилась в комнату. Катя стелила свою кровать.
– Доброе утро, Катечка! Ты уже встала? – появляясь в дверях, весело сказала Динка.
– Я провожала маму. А ты чего так рано вскочила? – спросила Катя, направляясь к двери с одеялом в руках. – Пусти меня, Диночка!
– Подожди... Давай одеяло, я вытряхну! А ты отдохни! Отдохни, Катечка! – вцепившись в одеяло и все так же стоя в дверях, забормотала Динка. – Отдохни, Катечка!
– Да я всю ночь отдыхала... Я сама вытряхну. Пусти скорей, а то надо уже готовить завтрак.
– Готовить завтрак? Уже? Да сейчас еще все спят! Что ты, Катенька! – заулыбалась Динка, не выпуская одеяла. По ее расчетам, медлительный Никич еще не дошел до кухни.
– Ну, пусти, пусти! Не задерживай меня, мне некогда! – уже с раздражением сказала Катя.
Динка бросилась в кухню. Кастрюли стояли на плите. Никич разводил самовар.
– Хорошо почистила, – миролюбиво сказал он. – Только ополоснуть надо еще раз. И песку в бочку ты насыпала теперь. Это уж не дело!
– Так все-то не угадаешь ведь, – совсем как взрослая ответила ему Динка.
– Хе-хе-хе! Ты угадаешь! Ты так угадаешь, что меня кондрашка когда-нибудь хватит от тебя! Мыслимое ли дело – разбудить человека ни свет ни заря... Полезай, мол, в бочку! Хе-хе-хе! Вот чучелка-то! – добродушно смеялся старик, раздувая самовар своим сапогом.
Но Динка, не слушая его, побежала навстречу Кате:
– Катя! Я тебе все кастрюли начистила! Песком! Посмотри скорей, они на плите в кухне!
– Да? – приятно удивилась Катя. – Ну спасибо! Иди побегай пока. Я сейчас сварю кашу.
Динка, довольная, приплясывая и кружась, побежала по дорожке.
Тучки весенние, вечные странники,
Вечная странница с вами и я,
Где мы шатаемся, где мы скитаемся,
Вертится, тучки, над нами земля! —
весело запела она, присочиняя к словам песни свои слова.
– Ого-го-го! – крикнула она уже у забора в неизбывной радости, бросаясь лицом в мокрую траву. – Росой умывался, травой утирался... Ого-го-го! – И, вспомнив о Леньке, радостно подумала: "Поехал Ленька! Сейчас уже в городе. А здорово он придумал с бубликами! Только бы не попался!"
Но тревоги не было. Разве может случиться что-нибудь плохое в такой хороший день?
За завтраком Катя еще раз похвалила Динку, и Динка, готовая от похвал залезть на седьмое небо, торжественно пообещала каждый день с утра чистить и мыть кастрюли.
– Ну что ж, это будет большая помощь! – ласково сказала Катя.
А Мышка, фыркнув в кулачок, тихо спросила:
– Ты уже нашла своих собак?
После завтрака Катя пошла готовить обед; она действительно уже немного приноровилась, хотя, стоя у плиты, все время держала под мышкой Костину поваренную книжку.
– Вот как избаловала нас Лина! – говорила она детям. – Я не могу приготовить простой обед! Это же стыдно! Надо установить дежурство, чтобы каждая из вас училась готовить!
Но на дежурство никто не соглашался: Алина отговаривалась занятиями с Анютой, Мышка уверяла, что она каждый день "дочитывает" какую-то интересную книгу, а Динка, махнув рукой, заявила, что ей совсем не надо учиться, так как если она будет голодная, то сумеет наварить целую дюжину разных кушаний.
– Только, может быть, все эти кушанья будут называться "тутти-фрутти", – хохоча, добавила она.
Ленька приехал рано. Завидев его широкий развевающийся пиджак, Динка выбежала навстречу.
– Ну как ты, Лень? Не арестовали тебя, не ловили? – шепотом спросила она по дороге на утес.
– Какое там! Я на один завод ездил и в ремонтных мастерских был... И на базаре три штуки пристроил! – похвастался Ленька. – Пускай везде почитают! Все разложил, теперь завтра последний десяток отвезу. И заработал хорошо сегодня, а то уж на бублики денег не хватало!
На утесе дети принялись "устраивать" последние десять бубликов.
– Вот выйдет Степан – может, еще мне даст! Теперь доверит! – мечтал вслух Ленька.
Сознание исполненного долга сильно подбодрило его в последнее время, и, хотя он по-прежнему голодал, питаясь одной картошкой и зачастую сидя без хлеба, настроение у него было хорошее, бодрое.
– Нигде зря ни одной бумажки я не подкинул... Ни одной у меня не пропало! – возбужденно повторял он и, словно сожалея, что остается последний десяток, добавил: – Эх, скорей бы Степан вышел! Мы бы с ним вдвоем работали!
– А сыщик? Видел ты того сыщика? – обеспокоенно спросила Динка.
– А на что он мне, гад эдакий! Я сейчас другим делом занят! – важно заявил Ленька.
– Ну, а если он тебя подстережет где-нибудь?
– Я сам его подстерегу! – сердито блеснув глазами, сказал Ленька. – Я ему все припомню!
– Побьешь? – с любопытством спросила Динка.
– Размозжу!.. – стиснув зубы, ответил Ленька, и брови его туго сошлись у переносья. – Пущай меня хоть на каторгу зашлют, а размозжу!
– Да-а, тебе хорошо, ты на каторгу пойдешь, а я как останусь? – забеспокоилась Динка.
– Чего мне хорошо? Каторга не тиятр... Да и без тебя тоже... Я знаешь как в слободное время скучаю по тебе... – мрачно сказал Ленька.
– Я тоже в свободное время скучаю, – вздохнула Динка.
– Ну вот. А хоть с сыщиком, хоть без сыщика, когда б я попался с этими бумажками, так все равно тюрьма! – чтобы повысить себе цену в ее глазах, припугнул Ленька, но девочка совершенно неожиданно рассердилась.
– Не попадайся! – сказала она. – У тебя глаза есть, ноги есть. Не зевай! А в случае чего беги как черт... Кого свалишь на улице, наплевать! Даже больше навали народу – тогда легче скрыться! Вали и вали!.. – размахивая руками, наказывала Динка.
– "Вали и вали"! – передразнил ее Ленька и, схватившись за живот, расхохотался до слез. – Ты, пожалуй, присоветуешь...
– А что же? – развеселилась и Динка. – Все как попадают да как закричат: "Ой-ой-ой, караул!" – полиция сразу и растеряется.