– А что? – не понял тот.
– Да вот, прибывший гость – мой земляк, литвак, я всю фамилию Адамовичей Шпорицких знаю.
– А! – протянул товарищ и бросился к какой то панне поднять упавший платок.
В большой зал князя Иеремии вошел стройный молодой шляхтич. Драгоценная, залитая каменьями одежда лежала на его высокой стройной фигуре свободно и изящно; красивая светловолосая голова была гордо отброшена назад, а синие глаза глядели уверенно и смело. При входе молодой магнат слегка остановился и окинул весь зал пристальным взором; казалось, одно мгновение он взвешивал что то. Одобрительный шепот пробежал по зале при входе молодого красавца. Гость сделал несколько шагов и, заметивши князя, приложил правую руку к груди, а левую опустил со шляпой почти до самой земли, отвесив полный достоинства и изящества поклон.
– Добро пожаловать! – приветствовал его князь Ярема, вставая с места и опираясь рукой на высокую спинку кресла. – Надеюсь, пан привез нам добрую весть?
– Князю Иеремии не страшны и злые вести! – ответил звонким, молодым голосом шляхтич и, вынувши толстый пакет бумаги, двинулся вперед.
– Ах, кто это? Кто? – раздался громко встревоженный голос панны Виктории, когда молодой шляхтич поравнялся с круглою нишей, занятой паннами.
При звуках этого голоса молодой шляхтич вдруг вздрогнул и остановился; по лицу его пробежало какое то мучительное выражение; он быстро оглянулся в ту сторону, откуда донесся знакомый голос, – смертельная бледность покрыла его молодое лицо. Перед ним в глубине амбразуры окна стояла, приподнявшись со своего стула, блестящая пани Виктория. На одно мгновение глаза их встретились, пани тихо вскрикнула и, закрывши глаза рукою, опустилась в изнеможении на стул. От присутствующих не ускользнула эта непонятная сцена.
– Что ж это пан остановился? – обратился нетерпеливо Иеремия.
– Засмотрелся на наших красавиц, – усмехнулся князь Заславский.
Молодой шляхтич сделал над собой невероятное усилие.
– Прошу прощения у ясноосвецоного князя и вельможного панства, – отвечал он по видимому спокойным голосом, подходя к столу, – после нашей тьмы пышность и блеск княжьего двора ослепляют непривычное око.
– Однако что с княгиней? – засуетился подле Виктории молодой магнат. – Бьюсь об заклад, что это какой нибудь старый знакомец.
– Он так и замер на месте при виде ее ясной мосци, – вставил другой.
– Удивительно было бы, если бы прошел равнодушно мимо, – вскрикнул горячо пан товарищ.
– Панство шутит все, – улыбнулась принужденно Виктория, отымая от глаз руку; на лице ее еще видны были следы неулегшегося волнения. – Просто напомнил мне пан одного старого приятеля, – заговорила она нервно, стараясь придать своему голосу самый небрежный тон, – да, приятеля, которого уже нет, который умер давно.
– Тысячу перунов! – вскрикнул резко Иеремия, бросая распечатанный пакет на стол. – Не моя ли правда была, когда я панству толковал, что война с татарами необходима уже потому, чтобы уничтожить эту буйную орду дотла!.. Пан Конецпольский пишет мне в этом листе, – протянул он величаво руку, указывая на брошенный пакет, – что хлопство снова бунтует, шайки Кривоноса, этого беглого хлопа, рассеялись в моих владениях, а сам он засел в моих плавнях.
– Мало того, осмелюсь доложить ясноосвецоному князю, – вставил громко молодой шляхтич, – подлый хлоп поклялся и распускает повсюду слухи, что до тех пор, пока он не добудет головы князя Иеремии и не сошьет себе из его благородной кожи сапог, он не остановит своего буйного движения и обречет смерти всех и каждого, попавшегося на его пути.
Княгиня Гризельда вскрикнула и почти упала на стул.
– Пан мог бы оставить и про себя эту гнусную новость, – метнул взбешенный Иеремия в сторону шляхтича стальной взгляд.
– Прости, ясноосвецоный княже, за передачу предерзостных слов подлого хлопа, – поклонился посол, – но они показывают только, до чего возросла дерзость разбойника, – дерзость, требующая немедленной поимки этого зверя и примерной кары над ним.
– Неслыханная дерзость! На палю быдло! – зашумела кругом разгоряченная толпа.
– На меня, на Иеремию, осмелился подняться дерзкий хлоп, – продолжал князь, выкрикивая слова, – на Иеремию, от имени которого дрожит Турция, Московия и Бахчисарай! Что ж ожидает все ваши маетки? Если они еще не лежат пепелищем, то будут сожжены завтра, сегодня. Ваши жены будут проданы в Крым. Вы сами попадете к быдлу на пали!..
– In nomen patri et fili et spiriti sancti{227}, да охранит нас святая дева от вторжения исчадий ада! – побледнел патер.
– Быть может, разбойник уже близко, – пропыхтел растерянно князь Заславский, оглядываясь по сторонам.
– Проклятие всякому, кто еще заступается за эту шайку, из за которой никто не может быть уверен в завтрашнем дне.
– Целуйтесь теперь с Кривоносом! – стукнул рукой по столу пан Чарнецкий.
Бомба, упавшая среди залы, не произвела бы большего смятения, чем это слово "Кривонос", раздавшееся теперь в тысяче местах. Панны, молодые магнаты – все столпились вокруг стола.
– Прошу панство не тревожиться, – остановил всех гордо и пренебрежительно князь Иеремия, – замок неприступен, жизнь моих гостей под моим кровом неприкосновенна. В обороне замка пятьсот моих непобедимых драгун, столько же возвратится из Жовнов завтра, – по лицу молодого шляхтича пробежала какая то темная тень, – все они останутся в замке. На это быдло я выезжаю с псарями и хлыстом!
– Князь слишком уверен, – вставил гордо молодой шляхтич, едва сдерживая какое то непонятное волнение, – не советовал бы я выезжать на шайку Кривоноса с псарями и хлыстами – они многочисленны.
Иеремия прищурил глаза и смерил своим надменным взглядом с ног до головы молодого шляхтича.
– Пан или слишком боится Кривоноса, – произнес он медленно, отчеканивая каждое слово, – или преклоняется перед ним.
– Ни то, ни другое, – ответил тот спокойно, – я слишком хорошо знаю эти буйные головы, так как часто дрался с ними, да и задача князя требует многочисленного войска: нужно ведь окружить огромное пространство плавней и не дать уйти зверю!
– Да, да, упаси господи! – раздались тревожные голоса.