Кюрман. Да.
Регистратор (записывает в досье). "Завтрак совместный".
Внезапный шум на улице.
Кюрман. Что случилось?
Регистратор. Это не в счет.
Кюрман. Автомобильная катастрофа?
Регистратор. Да, так могло быть. (Берет листок бумаги.) "Двадцать седьмого мая, десять часов семнадцать минут. При выезде со стоянки легковая машина марки "Остин Купер" за номером девятьсот семь сто тридцать девять была сбита прицепом грузовика…".
Кюрман. Антуанета!
Регистратор. Видимо, она не смотрела в заднее стекло.
Кюрман. Погибла?
Регистратор. Возьмите себя в руки.
Кюрман. Погибла?
Регистратор. Резаные раны на лице. (Скомкал бумажку.) Но это не в счет, господин Кюрман; к счастью, мы уже отметили — "завтрак совместный".
Сирена кареты "скорой помощи".
Стоп!
Видна вся сцена. Тишина. На заднем плане — санитары с носилками.
Остается первая редакция.
Санитары уходят.
Освещается вся комната.
Регистратор. Дальше!
Антуанета возвращается из ванной.
Дальше! Чай уже на столе.
Кюрман и Антуанета по-прежнему стоят.
Почему вы не садитесь?
Кюрман. Неужели обязательно все повторять?.. Даже то, что не хочешь переигрывать?.. И отель "Пале-Рояль", и наше счастье, и все другое… Невозможно.
Антуанета. Невозможно.
Кюрман. И радость, и ожидание, и то, как она стояла на Восточном вокзале в Париже, и все вообще… Наши разговоры, наши разговоры в дни счастья… Разве мыслимо повторить их сейчас, когда тайна потеряла свою таинственность, когда исчезли неуверенность и то сосущее чувство ожидания… Вы думаете, это удастся? И то утро в Салониках и маленькое суденышко, на котором нас везли вместе с вонючим стадом овец… Ее шутки, мои шутки! Кого из нас они теперь рассмешат?…
Антуанета. Давайте пропустим!
Кюрман. Давайте пропустим!
Регистратор. Пропустить как раз то, что приносило радость?
Кюрман. Да.
Антуанета. Да.
Кюрман. Разве можно повторить радость, если знаешь, как она потом обернется?
Зажигается лампа дневного света.
Регистратор. Что же вы хотите переиграть? (Перелистывает страницы.) Аборт?
Кюрман и Антуанета переглядываются, секунду они в нерешительности, потом отрицательно качают головами.
Так что же? (Продолжает перелистывать досье.)
Кюрман. Теперь знаю, что мне хочется переиграть.
Регистратор. Ну?
Кюрман. Второе июня тысяча девятьсот шестьдесят третьего года.
Антуанета. А что тогда случилось?
Регистратор. Тысяча девятьсот шестьдесят третий год, июнь…
Кюрман. Утро.
Регистратор (просматривает досье, находит). Сцена с пощечиной?..
Кюрман кивает.
Пожалуйста.
Зажигается лампа дневного света.
Девять часов утра. Вас, госпожа Кюрман, все еще нет дома, и неизвестно, где вы.
Антуанета уходит.
Начали.
Кюрман раскуривает только что набитую трубку.
Тысяча девятьсот шестьдесят третий год. (Читает досье.) "Президент Кеннеди прибыл в Западный Берлин. Землетрясение в Ливии. Фиделю Кастро первому из иностранцев — присвоено звание Героя Советского Союза".
Кюрман. Не мой табак.
Регистратор. Не понимаю.
Кюрман. Скверный табак.
Регистратор. Зато дешевый.
Кюрман выбивает из трубки табак.
Регистратор. На это есть своя причина, господин Кюрман, ведь у вас теперь нет постоянного заработка….
Кюрман. Почему?
В комнате стоит господин в добротном пальто, держит в руке черную жесткую шляпу, рядом с ним — Кюрман. Кюрман засунул руки в карманы халата. Видимо, между ними только что произошел длинный разговор.
Понятно, господин ректор, понятно.
Хорнакер. Прошу извинить за то, что прервал ваш завтрак. Но я счел своим долгом, долгом порядочности, прежде чем выступить перед ученым советом, еще раз объясниться. (Пауза.) Жду ясного ответа.
Кюрман. Да, господин ректор, я коммунист. Верю в цели компартии, в марксизм-ленинизм и прошу ученый совет сделать из этого факта те выводы, о которых только что шла речь.
Хорнакер надевает шляпу.
Регистратор. Подождите!
Хорнакер. Все ясно.
Регистратор. Но, может быть, теперь, прослушав прежний ответ, профессор Кюрман захочет ответить иначе. (Кюрману.) Может быть, этот ответ покажется вам сейчас слишком лобовым. Или слишком героическим.
Хорнакер снимает шляпу.
Кюрман. Господин ректор…
Хорнакер. Ну?
Кюрман. Нельзя утверждать, что, вступив в компартию в декабре тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, я совершил необдуманный шаг. Однако причины моего вступления были — как бы это сказать? — скорее, личного порядка. Конечно, я считался с последствиями моего поступка, они меня не удивляют. Наоборот, я ждал, что они возникнут раньше. (Смеется, потом опять переходит на официальный тон.) Благодарю за беседу, господин ректор, и прошу ученый совет сделать соответствующие выводы.
Хорнакер надевает шляпу.
Регистратор. Подождите!
Кюрман. Первый ответ был лучше?
Регистратор. Короче.
Кюрман. Остановимся на первом.
Хорнакер. Вполне ясный ответ.
Кюрман. Для любителей ясности могу ответить еще яснее. (Ищет что-то.) Секунду.
Регистратор. Снимите еще раз шляпу.
Хорнакер снимает шляпу.
Кюрман. У меня хранится документ, который, как я полагаю, неизвестен ученому совету: фотокопия бумаги от тысяча девятьсот сорок первого года, подписанной тобою. (Поднимается и передает Хорнакеру бумагу.) В тысяча девятьсот сорок первом году ты позаботился о том, чтобы человека, который мог помешать твоей научной карьере, засадили в концлагерь со всей его семьей, засадили под маркой "охраны безопасности родины".
Хорнакер возвращает документ.
Скажешь, фальшивка?
Хорнакер. Конечно.
Кюрман. Попробуй докажи.
Хорнакер. Ошибаешься, мне нечего доказывать, доказывать придется тебе. И вряд ли у тебя что-нибудь получится на основании какой-то фотокопии, подсунутой коммунистами. Сомнительный источник.
Кюрман. Стало быть, я — нежелательный элемент.
Хорнакер. К моему великому сожалению.
Кюрман кладет фотокопию в письменный стол.
Можно наконец надеть шляпу?
Регистратор. Подождите!
Кюрман. Господин ректор… Словом, ты скотина, а университет, который выбрал тебя ректором… (Умолкает.)
Пауза.
Регистратор. Какой из ответов вы хотите выбрать?
Xорнакeр. Для его дальнейшей судьбы это безразлично.
Кюрман. Пусть берет оба.
Хорнакер надевает шляпу.
Впрочем, нет… Ему вовсе не обязательно знать, что существует фотокопия… Первый ответ.